Шрифт:
– А ты стало быть куешь меч, которым можно будет оборониться от любых ворогов?
– Именно.
– Иль взять в руки всю власть.
– И как я это сделаю?
– Да так. Эвон, целую армию содержишь.
– Так армия-то из кого? Хорошо как на сотню один из чужих земель. Остальные-то псковичи. Нешто ты думаешь они согласятся поддержать того, кто решит взять Псков в железную длань.
– Так-то оно вроде так,- задумчиво почесал в бороде Пятницкий.- Но ить большую часть в твоей дружине составляют крестьяне, а им все едино что есть вече, что нет его.
– Верно. Так может это нужно поправить? Назначит строгие условия при которых кабальные могут выкупаться из неволи. Да голос дать вольным крестьянам, чтобы своих вечевиков выставлять.
– Эво-он ты куда кло-онишь. А коли так, то и помещик в совете тебе лишний. Тогда выходит ты все это затеял с самого начала, когда стал задорого руду скупать?
– Обмишулился. Не знал всех законов доподлинно,- пожав плечами легко признал Иван.
– И к чему тебе это?
– А к тому. Коли крестьянин станет обрабатывать свою землю, иль арендованную, то и толк от той работы будет куда лучше. А как ему еще и инструмент ладный дать, так и вовсе разница великая.
– И для чего тебе это?
– А чтобы Псков был такой землей, где люд будет жить куда как лучше, нежели в иных местах. Опять же, чем лучше живет простой люд, тем лучше и помещикам, и торговцам и всем иным.
– И ты вот так запросто мен о том говоришь? А ведаешь ли, что у меня в кабале три тысячи крестьянских душ?
– Ведаю. Как и то, что ты за Псковскую землю готов жизнь положить.
– И вот так открыто со мной?
– Ты еще помяни, что зная о твоей причастности к нападению на Елизавету, к коей я неровно дышу, и моих стрельцов, за коих тогда был в ответе перед Богом, даже и не подумал тебе мстить. Говорили уж о том. Ты о благе Пскова радеешь. Как видишь, так и радеешь. Подумаешь малость, и поймешь, что и я о том же заботу имею. А то что пути у нас разные… Знать не убедил я тебя еще. Буду над этим работать.
– И меня к стенке припрешь? Эвон какой ты способный.
– Зачем. Когда человек действует из страха или вынужденно, это совсем не одно и то же, что по своей воле.
– Значит, есть чем меня припереть-то? Уж не боярина ли Горячинова имеешь ввиду? Или просто пригрозишь расправой? Эвон как Жилина из его же дома выкрал.
– Глупости городишь, Ефим Ильич. Посидим рядком, да поговорим ладком, в чем можно узреть твою выгоду. Когда она появляется на горизонте, договариваться оно куда сподручнее становится.
– И в чем может быть моя выгода?
– Говорю же, думать будем. А потом у вместе, над выгодой для остальных. И первая выгода для всех уже имеется.
– Освобождение крестьян?
– Именно. Коли у них появится голос, то и опасность от моей дружины уйдет в сторону. Не пойдут солдаты против своих же. Опять же, выкуп не бесплатный. И крестьяне все так же останутся на барских землях. Разве только работать станут лучше.
– А как с других земель призовешь на службу?
– Ну, а тогда уж все вскинутся, и никакая армия мне не поможет. Не по воле ли народа и не его ли кровью, в Новгороде и Пскове с себя скинули московскую руку?
– Хм-м. Странный ты, Иван.
– Да чего странного, Ефим Ильич. Я открыт как книга. А коли хотел бы стать эдаким удельным князем, то подался бы за Большой камень*. Новгород только обрадовался бы тому. Наладил бы торговлишку с китайцами, и жил бы в свое удовольствие. Да еще и при куда меньших трудностях. Никаких тебе интриг, никаких ляхов, шведов и москвичей. Новгородцы? Да какая у них там власть,- отмахнулся Иван.
*Большой камень – в старину одно из названий Уральских гор.
– Ну и с чего ты к Пскову воспылал такой любовью?
– Не к Пскову.
– К Лизавете?
– К ней. А ее сюда, как агнца на заклание. Вот и полез. А теперь уж столько сделано, что трудов своих жалко.
– Но меж вас, ничего не было?
– Что было, я тебе поведал.
– И ты надеешься?
– Надеюсь.
– А понимаешь, как на это посмотрят иные бояре?
– Вот веришь, мне то без разницы. Поймут, что нужно меняться, значит выстоят и в своем Пскове жить будут.
– А как не поймут, так их и к ногтю. Так тебя понимать?
– Правильно. Только делать это буду уж не я. Вот призовем на стол Елизавету, и коли сладится у меня с ней, а с Псковом не срастется, увезу ее и мастеров с собой в Сибирь, и возитесь здесь как хотите. Я еще молод, и начать все с начала времени у меня предостаточно. Да только недолго вам останется. Кто-нибудь один ляд подомнет под себя.
– Злой ты Ваня,- хмыкнув, заключил Пятницкий.- Дом-то свой покажешь. А то сколько о нем пересудов ходит, прямо не дом, а настоящий дворец.