— Вот только не надо читать мне моралей. Дорогая моя, я актёр, человек искусства, а люди искусства несколько отличаются от остальных. Нам свойственна некоторая лёгкость в отношениях, в словах, в поступках. Я очень возвышенная натура с ранимой душой и тонким восприятием, — с томным видом сказал Потсдорф.

Габи больше не могла это выносить. Бытро взяв первую попавшуюся книгу, она поспешила покинуть библиотеку и только в коридоре вздохнула с облегчением.

Петри рано радовалась. Потсдорф решил продолжить разговор и вышел следом. Здесь инспектора не было, и актёр мог позволить себе лишнее.

— Я не просила провожать, — сердито сказала Габи, когда Потсдорф возник в коридоре.

— Это полностью моя инициатива, — довольно сказал актёр.

— И всё же я бы попросила вас…

— Я вам не нравлюсь? — удивился Потсдорф.

— Нет, — отрезала Габи.

— А мои фильмы?

— Почему вы говорите об одном фильме в множественном числе?

— Скоро я снимусь в новом.

— С чем вас и поздравляю. Не стойте на пути, освободите дорогу, — потребовала сердито Габи, когда Потсдорф загородил дорогу.

— Книгу будете читать?

— Уж всё лучше, чем ваши глупости выслушивать, — отрубила Габи, обошла Потсдорфа и направилась в свою комнату.

— Вы за словом в карман не полезете, — восхитился за спиной Потсдорф.

Габи не отвечала и лишь ускорила шаг, но Потсдорфу захотелось развлечься, и он последовал за ней. Он не отставал ни на шаг и говорил всякие глупости, пытаясь вызвать улыбку на лице Петри.

— Ну что вы такая суровая?.. — говорил Потсдорф. — Не улыбнётесь ни разу… вы совсем не умеете улыбаться?

Петри не отвечала и с тоской думала, за что ей такое наказание. У неё голова раскалывается уже от одной Ди-Ди, а тут ещё этот покоритель женских сердец. Когда он от неё отстанет?

Потсдорф не отставал и продолжал болтать глупости. Послушав несколько минут, Габи пришла к выводу, что более глупого человека ещё не встречала.

— Вам не надоело? — сердито спросила она, не оглядываясь.

— Нисколько. А вы знаете, о чём мы говорили с инспектором?

— Не имею понятия.

— Он со мной советовался.

— С вами? — презрительно переспросила Габи.

— Не с призраком же Анхелы фон Видер. Конечно, со мной. И я сказал ему пару весьма дельных советов.

— Верится с трудом, — пробормотала Габи.

— И тем не менее это так. И вообще, скажу вам по секрету: Скотланд-Ярд в полном замешательстве. Головы так и летят с плеч, а он не продвинулся ни на йоту. Я вообще сомневаюсь, что он найдёт убийцу…Миленький замок, правда? — продолжал Потсдорф, окидывая взглядом тёмные стены. — Такой атмосферный. Прямо сошёл с книжных страниц.

— Никогда не думала об этом, — сквозь зубы сказала Габи.

— Это ещё раз доказывает, как мы, люди искусства, отличаемся от вас, обычных обывателей с ограниченным кругозором.

Это было слишком.

— Знаете что? — зло сказала Габи, резко повернувшись, и Потсдорф почёл за лучшее отступить на несколько шагов. — Знаете что? Идите — ка вы лучше к себе и займите свой слишком болтливый рот бренди. Вы меня утомили!

— Но дорогая моя, зачем так грубо? — ответствовал Потсдорф, однако, не приближаясь. — Я ничего крамольного не говорил. Я восхищался замком баронессы. Ведь правда же он хорош?

— Бренди, — услышал он неумолимое. — Меня же оставьте в покое!

— Спешите к своему шефу? — скривил губы актёр. — Да ради бога, спешите, только ему шавка дороже, чем вы. Вы для него как шкаф, стул или иная необходимая в хозяйстве вещь.

— Во всяком случае, если я исчезну, он это заметит!

— Вы думаете? — усомнился актёр.

— Я всегда думаю. И вам бы не помешало.

— А вам не мешало бы не ходить одной по коридорам. Мало ли что может случиться. Я вот прогулялся в одиночестве-и что получил? Правильно, удар по голове.

При этих словах Потсдорф решил, что снова показать на повязку будет весьма кстати — что он и проделал, при этом скривившись, словно испытывал дичайшую боль.

Однако его «страдания» не вызвали сочуствия у Габи.

— Видите кровь? — продолжал Потсдорф, не уловив на лице Габи ни тени сострадания. — Пролилась моя кровь. Она до сих пор идёт.

— Вы красите бинты краской, чтобы вас все жалели.

— Но вы меня не жалеете.

— Даже не собираюсь.

— Почему вы такая жестокая? — пожаловался актёр. — Вам чуждо сострадание? Я пострадал ни за грош и действительно мог погибнуть в самом расцвете лет, а вам всё равно?