– Наши песни не споешь под фортепиано. Не романс же ей играть?
– снова заговорила мама и раздраженно махнула рукой.

– Галина, дайте же ей сказать хоть слово!

– Пожалуйста! Как будто кто-то ей не дает. Сама вечно молчит...

– Все в порядке, Ильдар Шамилевич, - подала голос Варя, видя, как от гнева выступила вена на его виске.
– Я тоже думаю, что это не самая хорошая идея. И у меня к Вам просьба: Эмилия - не мое настоящее имя...

– Оно Вам подходит. Вы такая же нежная, изысканная... Спойте романс, прошу Вас.

– Ильдар Шамилевич, Вы уверены?

– Просто Ильдар, пожалуйста. Пойдемте.

Он открыл рояль и устроился на массивном вычурном диване. Галине пришлось последовать его примеру. Варя села и положила пальцы на клавиатуру. Она взглянула в окно: из темноты светился золотистыми огоньками олень. Неужели все всерьез? Неужели теперь ее жизнь будет принадлежать этому человеку? Она взяла первый аккорд - ей вспомнился романс из старого фильма. Только он сейчас смог бы говорить вместо нее. «Эта женщина в окне». Трогательные стихи Булата Окуджавы. Быть может, если не мать, то хотя бы Газиев услышит ее?

Не сольются никогда

Зимы долгие и лета,

У них разные привычки

И совсем несхожий вид.

Не случайны на земле

Две дороги - та и эта,

Та натруживает ноги,

Эта душу бередит.

Эта женщина в окне

В платье розового цвета

Утверждает, что в разлуке

Невозможно жить без слёз.

Потому, что перед ней

Две дороги - та и эта,

Та прекрасна, но напрасна,

Эта, видимо, всерьез[1].

Она доиграла до конца. В этот раз она не задействовала всю силу своего голоса, не пыталась выдать долгие ноты и не добавила музыкальных украшений. Пела просто и бережно, стараясь донести смысл слов.

– Что ты, в самом деле, выбрала какую-то нудную вещь!
– воскликнула мама, как только Варя закончила.
– У меня даже голова разболелась. Ильдар, Вы не проводите меня в комнату? Я боюсь с непривычки заблудиться в Вашем огромном доме.

– Конечно, - он встал и подошел к Варе.
– Мне понравилось. Идите к себе, а завтра нам надо будет серьезно поговорить.

Она почувствовала прилив надежды. Газиев не был взбешен и, судя по его осознанному взгляду, все понял. В конце концов, зачем ему женщина, не способная оценить его, с радостью принять целиком и полностью? Наверное, он не такой изверг, каким кажется.

Ильдар повел маму наверх, и Варя, немного погодя, тоже направилась в свою спальню. Однако уже на лестнице в башне она вдруг вспомнила, что забыла в столовой палантин и решила вернуться. Одна из дверей на втором этаже была приоткрыта, и громкий голос матери заставил девушку остановиться.

– Уверяю Вас, она послушная, покладистая девочка. Просто, может, немного стеснительная.

– Еще бы ей не быть такой, если Вы затыкаете ее на каждом слове!
– это говорил Ильдар.

– Не преувеличивайте! Ей нужна жесткая рука, без этого она способна наделать глупостей.

– Это больше не будет Ваша рука.

– В каком смысле?

– Ты исчезнешь из ее жизни, ясно?
– Газиев понизил голос, и Варя машинально приблизилась к щели.

– Да как Вы смеете?

– Ты меня утомляешь. Ты постоянно унижаешь собственную дочь. Ты глупа и безвкусна, - он выплевывал каждое слово.

– Да если бы не я, ты бы ее даже не узнал! Стоит мне сказать слово, и ты больше ее не увидишь!
– в голосе Галины появились визгливые нотки.

– Неужели? Никак собралась бороться за счастье дочери? И даже хорошая компенсация не умерит твоего материнского пыла?

– Я не собираюсь торговаться. Ей надо, чтобы я была рядом. Тем более, у нас бизнес.

– Ты про эти песенки?
– Газиев расхохотался.
– Надо быть идиотом, чтобы инвестировать в такую дрянь. И моя женщина не будет петь в ресторанах для пьяного быдла.

– Мы сейчас же уезжаем! И как я только могла поверить в твои сказки!

– Я тебе ничего не обещал, - отчеканил он.
– Мне нужна твоя дочь, а ты получишь свои деньги.

Воцарилась пауза.

– Сколько?
– наконец произнесла Галина, и Варя не поверила своим ушам.