Из того, что она успела понять в этой жизни, Варя сделала следующий вывод: мужчина мог хотеть либо необременительную связь, либо жену и семейный очаг. И она не вписывалась ни в одну нишу. Отягчающие обстоятельства в лице Газиева висели над ней дамокловым мечом, а семейный очаг... Ребенка родить она уже пробовала однажды, а попытки готовить едва не закончились пожаром. Конечно, Самсонов ей нравился, и именно поэтому она не хотела усложнять ему существование. Даже если ей еще не одну ночь придется лежать в пустой кровати и изнывать от желаний, которые он пробудил.

Вероятно, Саша был с ней солидарен, потому что умчался на работу, пока она еще спала. И Варя последовала его примеру: решила сублимировать вчерашнюю незавершенность в творчество. Ей не давала покоя одна из композиций Самсонова. Он придумал гитарное соло, черновой вариант для песни, но вышла какая-то мозаика из хороших отрывков. Не было цельности, не был единой линии, не было текста. И она решила это исправить. Сделать новогодний подарок. Все равно больше дарить было нечего.

Она взяла блокнот, надела наушники и ушла в работу. Почему-то с текстом ей лучше работалось не на компьютере, а вручную: печатание убивало вдохновение. Исчеркав не один лист и закидав стол скомканными бумажками, Варя остановилась на более или менее сносном варианте. Когда внутренние ресурсы были истощены окончательно, она сделала себе чая и пару бутербродов. К плите она приближаться больше не рисковала.

Ей недоставало праздничного настроения. Они ни разу не обсуждали планы на новогодний вечер. Она даже не знала до сих пор, останется ли он дома. С таким кругом общения у него наверняка было полно вариантов. А им с Хендриксом выбирать не приходилось. К утру пес выглядел значительно лучше, был бодр и даже принес ей свой изжеванный и обслюнявленный теннисный мячик.

Она взяла на себя смелость заглянуть в кладовку: в углу пряталась большая искусственная ель. Чихая от пыли, Варя вытащила символ торжества в гостиную, как могла, вытерла влажными тряпками и расправила проволочные ветви. Украшения у Саши хранились скучные: видимо, купил один раз набор красных шариков. Только несколько отдельных коробочек, - чьи-то подарки ручной работы. Она развесила гирлянду из лампочек и все, что смогла найти. Эх, видел бы он ее домашнюю елку! Хрустальные ангелочки, стеклянные, словно покрытые инеем, фрукты, большой деревянный Щелкунчик, лебеди, а еще самовар с тоненькими ручками и крошечным краником. Каждый год она покупала несколько самых красивых игрушек, постепенно набрав целую коллекцию. Жаль, теперь ее никто не оценит.

На дне ящика валялись белые и серебристые фломастеры для стекла. Некоторые совсем высохли, рабочим оказался только один. От желания сотворить что-нибудь новогоднее у Вари зачесались руки, и на больших окнах гостиной она нарисовала целый заснеженный городок с домами, деревьями, птицами и высокой часовой башней. Когда последний маркер приказал долго жить не в пример ее вдохновению, она взяла ножницы и приступила к снежинкам. Через пару часов остановиться все же пришлось, потому что кончились окна и чистая бумага.

– Как тебе, Хендрикс? – спросила она пса, собирая с пола груды мелких обрезков.

Тот махал хвостом и принимал живое участие в уборке. То ли ему передался праздничный дух, то ли он просто почувствовал себя лучше.

Толстая стрелка часов приблизилась к десяти, но Самсонова все не было. Тогда Варя вывела собаку сама, выпила зеленого чаю с пироженкой и завалилась в кровать. Она надеялась дождаться его, поговорить или хотя бы увидеть его реакцию на проделанную работу, но от горячего напитка и мерного сопения Хендрикса ее совсем разморило.

Когда она разлепила глаза, едва-едва начинало светать, но из гостиной уже раздавались приглушенные звуки. Она слезла с кровати и направилась в соседнюю комнату.

Саша был облачен в шикарный темно-синий костюм по фигуре и впервые за все время их знакомства гладко выбрит. Только непослушная черная шевелюра выдавала в нем былого бунтаря.

– Я тебя разбудил?

– Да нет, сколько можно спать. Я рано легла, даже не слышала, как ты пришел.

– Подготовка к корпоративу. Сегодня буду совсем ночью.

– Ясно. А я елку нарядила. Ничего?

– Что ты! Очень красиво! Я оценил. Такая красота. А на окнах... Вот честно, у меня совершенно не было предвкушения Нового года. И этот праздник на работе... Больше геморроя, чем удовольствия. А ты сделала мой день!

– Мы с Хендриксом весь вечер трудились.

– Вы оба? То-то я чувствую, вон та большая снежинка кривовата.

– Эй! Так задумано.

Они оба рассмеялись.

– Не скучай, - он накинул куртку.
– С завтрашнего дня официальные выходные. С меня лучший ужин в твоей жизни, с тебя - искристое настроение. Ты ведь не против встретить год вместе?

– А у меня есть выбор?

– Нет. Но должен же я быть галантным. Хендрикс, гулять!

– Иди, я его выведу. Еще уронишь запонку, когда будешь фасовать по пакетикам его творения. Иди-иди, ничего смешного.

Он схватил ее за руку, притянул к себе и коротко чмокнул в уголок губ.

– С наступающим!
– и исчез за дверью.

Варя подавила прилив радости, которую вызвал этот короткий утренний разговор. Чтобы отвлечься от романтичных фантазий, которые розовыми облаками поплыли в ее голове, она собралась на утреннюю прогулку. Кажется, она со страху преувеличила всемогущество Газиева: сколько можно было сидеть и трястись? Ведь прошлый раз, когда она появилась на улице с собакой среди белого дня, да еще и засветила паспорт, ничего не произошло. Возможно, он и думать про нее забыл.