Берегите, дорогой мой отченька, что получили; если и не очень дорого досталось, не пренебрегайте даром милосердия Божия. Вы хорошо делаете, что все внимание свое сосредоточили на своей душе; молитва и трезвение спасут Вас от мира, и от «друзей», и от врагов. Да даст Вам Господь умную молитву, по богатству милости Своей утвердиться во внутреннем человеке[103]. Посту же не очень предавайтесь. Вам нет необходимости в напряженном посте; худо будет, если ослабеете, будете унывать. До времени не решайте трудных вопросов сами; а если что случится, напишите (лучше отцу Силуану) — сами же «не принимайте и не отвергайте» в сомнительном случае без совета.

Отец Силуан заставляет меня написать Вам о старце для Вас. Он говорит, что если Вы будете послушливы, то Вам не понадобится старец, а сама Божия благодать будет Вас научать всему. Когда же будет нужда неотложная в старце — наставнике, тогда, будьте уверены, Господь пошлет Вам его. Если Вы расположитесь к тому, чтобы и я написал Вам когда — либо подробнее несколько о том же предмете, то за Ваши молитвы и благословение я постараюсь Вам написать несколько подробнее о послушании и старце[104], а покамест довольно совета отца Силуана.

Я очень рад, что вопрос о Валааме отпал. Это было искушение. Владыка, как я думаю, сначала по человеческому чувству уступчивости и снисходительности согласился на Ваше предложение, — но все же Вы решили вопрос хорошо; то есть если бы владыка и после Вашего заявления о том, что Ваши афонские друзья против этой поездки, все-таки решил Вас послать туда, то нужно было бы ехать.

Однако, как указала нам Божия благодать и самого владыку Елевферия, и место, так и будем держаться сего до новых указаний воли Господней о нас. (То есть о Вас, но по причине тесной связи душ наших о Христе, — я все время как-то невольно говорю о «нас», хотя речь идет только о Вас.)

Недостаток времени понуждает меня торопиться и сокращать письмо. О многом хотелось говорить, но если Господь соблаговолит, в другой раз то сделаем. Дело в том, что среди многих хороших мыслей Ваших о старце, о поведении Вашем с Вашими будущими собратиями по монастырю, о скорбях, о подвигах и другом покамест еще у Вас есть и ошибочные некоторые понятия и представления об этих предметах.

Многие подробности о Вашей жизни интересуют меня; так что, если не трудно, напишите мне в утешение. Так, например: есть ли Церковь в Гайжунах? Каким образом состоялось принятие Вас — в храме или в простом доме? Служили ли литургию в тот день; и вообще есть ли у Вас возможность служить литургию в Гайжунах. Сообщите мне имя Вашей мамы; удобнее молиться, когда знаешь имя. Сердце мое располагается к Вашей маме, хотя я ее совершенно не знаю. И в письмах, и при личном свидании с нею обращайтесь с величайшею бережностью и любовью; в самой же истине не поступайтесь ни на йоту.

Когда я читаю и перечитываю в радости Ваши письма, то особенно в тех местах, где Вы говорите о своей готовности на скорби, на страдания, душа моя порывается обнять Вас и лобызать лобзанием святым, как бесконечно дорогого, любезного мне брата…

С первых чисел августа на меня навалилась одна большая забота, которая отнимает у меня почти все время свободное; кроме того, последние дни я несколько болею (простудился), и это тоже меня расслабляет телесно.

Молитесь за меня, дорогой батюшка отец Давид; молитесь и Господу, и Божией Матери, Владычице нашей. И я, как меньший брат Ваш о Христе, не перестаю молиться о Вас.

Преданный Вам до конца дней своих, любящий Вас о Господе недостойный брат Ваш

иеродиакон Софроний

P.S. Прилагаю письма отца Силуана и отца Кассиана.

Письмо 5. Крестный путь Православия

О радости скорбям. Молитва рождается в обстоянии. О распятии Православной Церкви. Скорби суть печать избрания Божия. От душевного к духовному. О молитве умной и за богослужением. О плаче и как надо приближаться к Богу

Афон, 16 (29) сентября 1932 г.[105]

Христос посреде нас!

Дорогой, возлюбленный о Господе отец мой и брат, отец Давид!

Благословите.

В воскресенье получил Ваше большое письмо[106]. Жалею, что мы разделены таким большим расстоянием: письма идут неделю и более. Потому жалею, что мне хотелось бы, чтобы письма Ваши ко мне, а мои к Вам достигали возможно скорее, приходили бы в то время, когда в них наибольшая нужда, а не с опозданием, говоря часто о прошедшем. Свое последнее письмо писал Вам в то время, когда Вы наиболее мучились и сами писали мне большое письмо. К сожалению, не осталось у меня заметки о письме моем к Вам, и я не знаю толком, что из того многого, что хотел Вам сказать, написал и чего не успел за недостатком времени. Весь август и сентябрь все свободное время я вынужден был отдавать на одно важное дело, которое возложил на меня отец игумен, и поэтому не мог при всем желании писать Вам. Да и теперь есть много препятствий. В понедельник, в ночь на Воздвижение, во время бдения (по — нашему в три часа ночи) произошло сильное землетрясение, которое продолжается до сих пор, правда, с меньшей силой, чем это было в первый момент, но все же сильно. Наш монастырь пострадал покамест, по милости Божией, меньше других, но вообще разрушения и жертвы велики, особенно в северо — западном направлении от Афонского полуострова, где, по слухам, открылся даже кратер, вытекала лава, и сейчас пишу, а земля гудит, и все здания сотрясаются. Это лишает меня должного покоя и твердости.

Писать Вам я всегда готов с великою радостью, так как это для меня заменяет несколько живую с Вами беседу. Теперь, связанный с Вами вечными узами любви о Христе Иисусе Господе нашем, теперь, когда на всей земле нет для меня более дорогой души, чем Ваша, я, поскольку помогает Господь[107], духом пребываю с Вами, скорблю Вашими скорбями и радуюсь Вашим радостям (которых покамест немного у Вас). Ныне, дорогой отец Давид, я, грешный, благоговею перед Вами по причине переживаемых Вами скорбей за имя Сладчайшего, Прелюбезнейшего нашего Господа. Мужайся, крепись сердцем, дорогой, возлюбленный о Господе брат мой, отец Давид. Господь благоволит о Вас много. После познаете правду этих слов. По — человечески я готов желать Вам избавления от скорбей, постигших Вас, но по духу радуюсь даже. Помните слова Господа апостолу Петру: «Отойди от Меня, сатано, яко не мыслишь яже суть Божия, но еже человеческое» [108]? Страшное, безумное слово — радуюсь, когда Вы в такой великой скорби!