– Я однажды видел такой дом при монастыре иоаннитов, – продолжил он. – И монахи, надо признать, хорошо заботились о больных. Но здесь… – Он махнул рукой.

– Откуда вы знаете?

– Мне нужно было, как бы, убедиться... – Он слегка смешался, но тут же обрёл уверенность. – Я писал драму, в которой появляются сумасшедшие, – пояснил он, – и я хотел своими глазами увидеть, как они себя ведут, что говорят, вы понимаете: гримасы, движения, всё прочее...

– И что? Вы были довольны увиденным? – Он вздрогнул.

– Отстаньте. Сами увидите, что и как.

– А кто управляет этим домом, если не монахи?

Он задумчиво уставился на меня.

– Знаете, мне не пришло в голову спросить… Но если богатые господа открывают приюты для сирот, то почему бы кому-нибудь не открыть заведение для душевнобольных?

– Наверное, вы правы, – ответил я.

– Нашли же вы занятие в такой прекрасный день, – пожаловался он, когда мы уже протискивались среди уличной толпы. – Нет, чтобы пойти выпить вина, поговорить, спеть или посетить каких-нибудь благородных дам, а ему только хочется посмотреть на психов.

– Бывает, – сказал я, мимоходом ломая палец вору, который попытался пошарить по моему поясу.

Риттер услышал крик и обернулся, но никого не увидел. Мы двинулись дальше.

– Это бывший винный склад, – сообщил Риттер, перекрикивая толпу.

Мне это ни о чём не говорило, поскольку я не знал Аахена, но я надеялся, что поэт ведёт меня правильным путём. Наконец, мы прибыли на место. Участок был окружён деревянным забором, а на его середине стоял деревянный барак.

– Что-то он маловат, – сказал я.

– Само заведение находится в подвалах, – пояснил он. – Я ведь вам говорил, что здесь когда-то был винный склад. А где же хранить вино, как не в подвале?

Двери в барак были открыты. За уложенным на козлах столом сидело двое заросших мужчин, одетых в грязные и рваные кафтаны.

– Чего надо? – Раздражённо спросил один из них.

– До меня дошли слухи, что среди пациентов находится родственник моего друга. Я хотел бы на них посмотреть.

Я вытащил серебряный трёхкроновый и бросил на стол. Мужчина ловко схватил монету двумя пальцами.

– Почему бы и нет, – буркнул он и поднялся с места. – Идёмте, ну... господа, – добавил он немного любезнее.

Он открыл дверь, ведущую в тёмные сени. Я увидел идущие вниз крутые ступени.

– Если у вас найдётся пациент, которого кто-то опознает, не будет ли каких-то проблем с тем, чтобы его забрать? – спросил я.

– Должно быть согласие родных. Хотя, небось, нет у него семьи. Тогда забирайте себе друга или родственника, только отблагодарите заведение каким-нибудь пожертвованием.

Он забренчал ключами и принялся сражаться с неподатливым замком. Дверь была солидной. Деревянная, но укреплённая железными полосами.

– И много у вас таких людей? Без семьи, без друзей? Неизвестного происхождения?

Он некоторое время помолчал, но не потому, что не хотел отвечать, а, вероятно, лишь пытаясь понять мои последние слова. Я знал, что он будет пытаться быть полезным, поскольку рассчитывал, что у моей серебряной трёхкроновки были в кошельке сестрички, которые тоже могли к нему попасть.

– Много, – ответил он.

– Я слышал, брат элемозинарий иногда вам помогает…

– Ну, – он оживился. – На днях они забрали троих таких, чтобы их вылечить.

– И удалось?

– А мне почём знать. – Пожал он плечами.

Я заметил, что Риттер внимательно на меня смотрит. Мне было интересно, понял ли он уже, что мы пришли сюда не в поисках пропавшего родственника одного из моих друзей.

Мы вошли в подвал, и первое, что меня поразило – это ужасный смрад. Но потом я услышал крики, поскольку психи поняли, что кто-то чужой появился в их мирке. Я шёл по коридору, вдоль огороженных решётками камер, а охранник любезно светил мне факелом. Риттер был прав, вздрагивая при одном упоминании о том, что он увидел в доме для душевнобольных. Эти люди были словно животные. Грязные, иногда голые и израненные, вопящие, трясущие решётки. Какой-то мужчина бился головой об твёрдый пол, другой сидел посреди камеры и, задрав лицо к потолку, выл безнадёжно, без остановки. Какая-то голая женщина прилипла к металлическим стержням и повторяла: «Возьми меня, возьми меня, возьми меня». Другой стоял на четвереньках и пожирал остатки из выщербленной миски, а когда увидел нас, заворчал, словно собака. Неистовым, грозным рыком, рождающимся где-то в глубине горла. Вдруг, когда мы проходили мимо одной из камер, к решётке прижался старик с исхудавшим лицом и заляпанным грязью подбородком.

– Достойный господин! – Воскликнул он совершенно нормальным голосом. – Если позволите, на пару слов...

Я остановился.

– Я здесь по ошибке, – сказал он жалобным голосом. – Очень прошу вас, вытащите меня отсюда.

Я перевёл взгляд на охранника. Тот усмехнулся под усами.

– На улицах много нечестивых женщин, Роберт, – сказал он. – Охочих до мужчин, хотят с ними блудить, раздвинуть перед ними ноги...

– Я их всех убью! – Голос старика изменился так сильно, что я не мог его узнать. Теперь он был исполнен отвращения, ярости и ненависти. – Я разрежу их греховные тела, я из них кишки выпущу, распну их живьём... – поток слов превратился в лепетание.