— Тут где-то должна быть схема… — шептал Ван, пытаясь заглянуть под сиденье. — Какая-то таблица с гнездами. Есть! — он откинул спинку сиденья, под которой фосфоресцировала схема.

Мы молча всмотрелись в нее.

— Здесь, — ткнул я пальцем в схему, — надо было бы подключить провод.

— Согласен. Но где это может быть в кабине?

— Черт его знает! Хотя смотри! Вот центральный делитель импульсов. Подключение должно быть сразу за ним.

— В таком случае подключимся, пожалуй, тут, — Ван коснулся щита со множеством гнезд.

Предположение оказалось правильным. Через несколько минут мы знали все.

— Запомни! Второе гнездо третий ряд и третье гнездо пятый ряд. Только не перепутай.

— Второе гнездо третий ряд и третье гнездо пятый ряд, — повторил я.

Мы незаметно выскользнули из кабины. Треугольнички уже сменили хозяина, и Макс как раз убеждал Тора в несомненно большей ценности ромбов, которые Тор получал взамен.

— А может быть, мы все-таки осмотрим цереброскоп? — неожиданно спросил Ван.

Макс мгновенно умолк и медленно повернул голову. Минуту смотрел на Вана.

— Нет, нельзя… — он сказал это странным голосом. Помолчав, обратился к Тору: — Возьми свои треугольники. Боюсь, я не найду ромбов… Таких, чтобы тебе понравились… — добавил он едва слышно.

Тор покраснел от удовольствия и начал осторожно перекладывать треугольники обратно в свой альбом.

— А теперь идите отсюда, — сказал Макс тихо, но с удивительной решимостью.

Мы молча покинули лабораторию.

— Пойдем на пристань, что ли… — предложил я.

— Нет. Скорее в нашу лабораторию готовить негцереброскоп, так я предлагаю назвать наше изобретение, — твердо решил Ван.

Мы пошли в лабораторию, и начались труды тяжкие. Неподвижно торчала темная голова Тора, склонившаяся над экранами трех мнемотронов. Ван и я работали с автоматическим конструктором. Задали ему ограничительные данные. Прежде всего негцереброскоп должен был быть совершенно плоским.

— Понимаешь, его совсем не должно быть видно. Если у тебя на спине будет что-то торчать, ведь не скажешь, что это горб, выросший во время подготовки к экзамену, — обосновал Ван первое ограничение.

Были- у нас хлопоты и со снабжением прибора током. Я предлагал устроить аккумулятор в ботинке, однако победил проект Тора; прибор должен использовать энергию цереброскола. Наконец за день до экзаменов все было готово. Автомат весил немного. Только жал в лопатках. В кармане лежали две пары проводов — их надо было подключить к соответствующим гнездам. Мы условились, что первым пойдет Ван.

Экзамен начинался в девять. К восьми пришли первые студенты. Их серо-стальные комбинезоны контрастировали с бледными, измученными лицами. Ван же выглядел особенно здоровым и веселым.

— Ван, что с тобой сегодня? Получил письмо с Луны? — Аль, огромный парень с Камчатки, подошел к Вану и поднял руку, чтобы по-приятельски хлопнуть его по спине.

— Минуточку, — удержал его Ван. — В столь торжественный день меня обычно гладят по голове.

За несколько минут до начала экзамена вошел, вернее — влетел, энергичный Пат. За ним, прихрамывая, спешил Макс и еще двое ассистентов. Пока открывали лабораторию, Пат считал нас, тыча в каждого пальцем.

— Хм… семнадцать. Ну, стало быть, до двенадцати должны кончить. Знаете ли вы, — добавил он с энтузиазмом, — что существует проект применения цереброскопа на всех экзаменах? Прекрасно, не правда ли?! — с этим восклицанием он скрылся за дверьми.

— Для кого как. Пожалуй, нет уже никаких шансов окончить институт. С автоматами не потягаешься, — у Кора, говорившего это, было безнадежно унылое лицо.

Ван хотел было что-то возразить, но только улыбнулся. В это время открылись двери, и на пороге встал Пат.

— Прошу входить. Будете смотреть, как мыслят ваши товарищи.

Мы вошли. Автомат уже работал на холостом ходу, бросая на экран прямую горизонтальную линию.

— Кто первый? — спросил Пат.

Все стояли, переминаясь с ноги на ногу. Наконец вышел Зоо. Спустя секунду он уже сидел в кабине. Пат повторил сакраментальные правила и, наконец, задал вопрос:

— Каков эквивалент одиночного импульса в гомофильной сумме? Я сказал это специально для него, — обратился он к нам. — Цереброскопу вполне достаточно, если бы я просто подумал об этом.

Пат нажал кнопку, и кривые стартовали. Зоо, согласно инструкции, ничего не говорил, мысленно решая проблему. Огоньки загорались и гасли. Кривые лениво извивались. Несколько минут царила полнейшая тишина. Только щелкали переключатели. Сквозь прозрачное окошко кабины мы видели лицо Зоо. Он закрыл глаза и с усилием думал. Иногда едва заметно двигал губами, словно шептал что-то автомату, Пат задал следующий вопрос, потом еще. Наконец Зоо с каплями пота на лбу вышел из кабины.