— Приблизьтесь из вашего прекрасного далека. Не вы, а мы. И учитесь выражаться яснее.

— Эта «муха цеце» живет в одной из волновых сред, которые раньше называли информационными полями, а когда-то давно и танматрами, тонкими материями. Может, помните книги Смайта и Любавского. В этой среде действует закон сохранения информации. Так вот «муха цеце» ведет себя, грубо говоря, как частотный фильтр. Обрезает модуляции, то есть смысл. Чисто биологически ее понять можно — она питается. Ест хорошее и разное, превращая его в простое и одинаковое.

— Не верю я в эти биологизмы. По-моему, что мы хотели, то и получили.

— За что боролись, на то и напоролись, Антон Антонович.

— А плясками вы укрепляли свои ослабленные работой организмы, Шарон Никитична?

— Танцы, как это дело понимали даже дикари, просто стимуляция колебаний. Попытка выйти на другую несущую чистоту, где интересующая нас тварь уже не держится.

— Где в гражданах за один страстный танец пробуждается оригинальное, гениальное или, как минимум, генитальное. После чего они, еще непослушными губами, шепчут неизвестно откуда взявшиеся слова: «Но он к устам моим приник и вырвал». Все-таки, есть впечатление, что вы, Шарон Никитична, вслед за вашими дикими товарищами занимаетесь вызыванием душ предков из своего информационного поля.

— Пусть и так, я не против, если они могут выручить, — согласилась она.

— Тогда понятно, откуда у вас такое всемогущество и способности к хождению по любой воде аки по суху. От их стола вашему столу… А от вашего стола отправился туда Немоляев. Алаверды называется, а на их языке — жертвоприношение. Кто следующий в очереди на заклание, заходи!

Тут она меня и хлещет по морде. А я на автомате, как в игре «уличный хулиган», хватаю ее за шкирку и шмяк об пол. Но сразу понял, что погорячился, и теперь у нее против меня есть козырь. Она меня запросто в конверт может посадить. А я что скажу, мол, криво смотрела на наш строй?

— Приношу искренние извинения. Я действовал в состоянии аффекта. Антиобщественные деяния вызывают антиобщественные реакции. При обращении в компетентные органы…

— Только заткнитесь, никуда я не пойду.

Валяется на полу, как сломанная кукла, платье задралось, срамота, а все еще гордую из себя корчит. Принцесса нашлась. А что ей еще остается, хочет же особенной быть. Еще и продолжает вешать снизу, прямо умора:

— Жалко мне вас, вы все-таки с ума сошли. Виктор Петрович тоже, но он себе хуже сделал, а вы другим. Видать, характер у вас такой.

Что Косолапов, что она — клеветники. Не сделал, но еще сделаю, чтоб зря не говорили. И сама ты жалкая, уродина. Плюнуть противно.

— Триста миллионов тоже с ума сошли, Шарон Никитична?

— Они ничего не знают, им воздастся в последнюю очередь.

— Ну, покойной ночи, — сказал я напоследок кристально вежливым голоском и спустился вниз. Пока «паучка» высвистывал, мне почему-то захотелось вернуться назад и погладить ее по голове, что ли. Глупое желание, да я чуть не пошел уже, но как раз транспорт явился. Надо ехать и не рассиропливаться. Враг она, застойный элемент, но бессильный, ничего не понимает. Если б не пурамин, мы бы голые, босые и загаженные ходили. А тут на него покушаются всякие. Впрочем, хрен к нему подступишься. Он нужен не только благодарному человечеству, но и патлатой дряни — в качестве наседки. Мы-то знаем, что дрянь не только в волновой среде порхает, но еще и налипла по темным углам. И в коробках транспьютеров вкалывает, орудует нашими программами, чтобы врать, изнурять и душить.

Эх, Холодков, прикрой ты тогда глаза ладошками, для облегчения, сидел бы сегодня не в параше, а во главе «Сверхполимера». Вообще, кто слишком умишко напрягает, тот сам плесени подставляется. Она ему дум порыв мятежный зациклит и сделает его кормушкой. Можно не сомневаться, бедокурам сквозь строй не пройти. А остальные граждане остро чувствуют момент и исполняют то, что велит им их плесневая совесть. Пожалуй, этот пух не из чего-то вырос, а из нас. Ему слишком хорошо известно, что нам нравится. Все прежние хозяева, которые с усами и с сапогами были, тоже из нас появились. Правда, они, в основном, обещали, а этот, последний, еще и дает. И как дает — у всех от радости в зобу дыханье сперло.

Ну, ладно, я вроде опомнился. Можно подводить сальдо-бульдо. Настанет день, и этой жизни придет конец. И тогда мы все увидим.

Артачатся системы управления производством, транспортом. «Прыжку» не прыгается в космос и обратно. «Супербуры» стоят на полустанках, ржавеют, жилье для крыс. «Паучки» зарастают паутиной. Гидропоника производит только вонь. А умники-то давно отсеяны на свалки и в дурки.

Пока я до дома добирался, у меня идея созрела, что надо к Брусиницыной вернуться и как-нибудь оправдаться. Приказал «паучку», а эта гнида пишет на дисплее: «К кому вы едете?»

Неслыханно. Тварь. Я послал его трехбуквенным кодом несколько раз.

«К сожалению, отвезти вас по этому адресу технически невозможно. Так к кому вы едете?» Тут меня осенило, можно наклеивать лохмы, говорить гнусавым басом, но программа-энкаведист, конечно же, узнает меня, и вообще, она держит мой организм на коротком поводке. Без всякого «глаза»: сел у дома также меченой Никитичны, доехал до своею, немотивированно решил ехать обратно. Теперь от любого «паучка» ничего не добиться, что силой, что уговорами.