Шрифт:
Он далеко не болван, мой старик-тесть... Нет, это не Даша. Не моя Дашка! Не может быть она...» – бормотал он, сворачивая к моргу больницы.
Он хотел увидеть ее.
Это была она. Его Дашка. Никакой ошибки, к сожалению. На каталке, в мешке для покойников, лежала похожая на студень его девочка. Еще вчера живая и беззаботная...
В себя Голда пришел лишь ночью. Пришел и пожалел, что сделал это, что пришел в себя...
«Личная жизнь не складывается и, видимо, уже не сложится...» Павел Олегович шел куда-то по встречной полосе и корчил машинам рожи... Автомобили объезжали Голду, мигая фарами, а старые московские дома, мимо которых он брел, были похожи на темные складские помещения, в которых хранятся люди... И тут Пал Олегович надрывно заорал:
– Я родился, мне повезло! Я же мог не родиться! А я пью много водки!.. Пью и буду много пить!.. И где мое теплое одеяло, хотел бы я зна-а-а...
Это была какая-то фантастическая улица, внезапно понял он, глядя на закрытые черные окна... Никто не высунулся полуголый из форточки и не послал его. Ни один из живущих не крикнул ему с бешенством разбуженного монстра:
– Пошел нах!..
– Пошел нах!!!
– Пошел нах...
НУ РАЗВЕ ОН ПОХОЖ НА ПРИЛИЧНОГО МУЖЧИНУ?
В Мавзолее лежал Ленин. И думал, и знал, что он не Ленин... а все на него смотрят и думают, что он – Ленин, а он ведь – не Ленин... Он – двойник Ленина, к тому же загримированный и предварительно вымоченный в специальной глицериновой ванне.
И хотя он был мертв – тело его чесалось... Тело, которое было забальзамировано на скорую руку, чесалось (!), но почесать Ленин себя не мог – ведь он был мертв...
И его посещали мысли... Разные мысли: «Люди в течение жизни меняются очень... Умный молчит с каждым прожитым годом все больше... Простой становится сложнее, как два или три простых... Не очень добрый становится терпимее и добрее... И только злой становится, как зыбучий песок – идешь, разглядываешь солнце и небо, и вдруг твердь внезапно проваливается — как злой человек...»
«Мы с тобой парни одного времени», – отпускал то и дело сомнительный комплимент поддельному Ленину его костюм, сшитый в ведомственном ателье и стилизованный под двадцатые годы предыдущего столетья.
«Будет чем скрасить ночь», – ворчала петлица, сжимая свежую утреннюю гвоздику суконной губой.
«Я очень одинокий одуванчик», – безмятежно добавлял шелковый галстук...
Два ангела проведали «Ленина» в начале июля, и Чугунов «описался» сквозь костюм – сказалось нервное возбуждение после долгого ожидания.
– Подождите, я же просил – в живого Ленина! – мысленно крикнул двойник.
– Сие невозможно, – ответили ангелы.
– Как? А что же вы не предупредили?.. – возмутился Владимир Ильич.
– А ты не спрашивал, – парировали ангелы. – Ты захотел стать Лениным, а он к тому времени был уже восемьдесят лет мертвым, разве не так?..
– И сколько я тут буду лежать? – теряя остатки надежды, прокричал что есть силы он.
– Пока еще кто-нибудь не захочет стать Лениным. Жди, это возможно.
– А меня тогда куда?
– А куда ты хочешь, Владимир Ильич? – добродушно переглянулись ангелы.
– Пожить бы. – Владимир Ильич Чугунов вдруг задышал, несмотря на свое плачевное состояние.
– Ну, посмотрим, посмотрим... – Ангелы почему-то оглядели его ноги в маленьких черных ботинках.
– Мило, – разозлился он. – Что это значит – посмотрим?!
– Возможно, мы выполним твою просьбу, – кивнул ближний ангел и добавил: – Ты лишь сформулируй поточней, а не как в прошлый раз.
– И долго мне здесь еще лежать? – устало приподнялся Чугунов. – Что значит – возможно, выполните, я бы хотел знать?..
– Если Ленина решат хоронить, пока ты тут лежишь, сам пойми, что придется закопать именно тебя. – Ангелы вздохнули.
Они всегда говорили только правду всем желающим их выслушать.
– Меня?!
Ангелы задумчиво кивнули и улетели.
В Мавзолее стало тихо, лишь по полу бегали большие черные тараканы с микрофонами. Секретные сотрудники спецслужб.