Вскоре Эуан меня нагнал.

– Эй, ты куда собрался?

– Назад в школу! – ответил я, даже не взглянув на него. Я бы вообще с радостью от него отделался, подумывая, как объяснить директору школы, почему вернулся один. Как ни странно, я почему-то чувствовал за него ответственность, иначе уже давно затерялся бы в толпе и исчез.

– А че, ты не хочешь продолжить?

– Продолжить? ПРОДОЛЖИТЬ?! – своим вопросом он просто сразил меня наповал. – Нет, точно не хочу. У меня другое представление о том, как надо веселиться.

– Так он же назвал меня бастардом! – с негодованием ответил Эуан. – Я ж не мог ему такое спустить, – и он громко икнул.

– Он тебя бастардом не называл, – огрызнулся я. – Он сказал basta, что по-испански значит «довольно». Там даже и мухи-то не было, а ты из этого сделал слона.

Я уже был готов закончить фразу выражением «тупой ты бастард», но передумал. Кто знает, может, поблизости валяются пустые пивные бутылки?

Мы сидели в полупустом вагоне подземки, и Эуан разглядывал свои руки и трогал лицо, которые поцарапал о мостовую, когда его вышвырнули из бара. Потом он закатал рукав и показал мне огромный зловеще-синий синяк на том месте, по которому вышибала ударил его палкой.

– Гребаные бастарды! – пробормотал он. И через несколько секунд спросил: – Может, дернем по маленькому пиву перед возвращением?

– Нет! – ответил я. – Только не это. Меня еще никогда в жизни не выкидывали из бара.

Он посмотрел на меня искоса, словно никогда не встречал человека, которого регулярно не выставляли из бара или паба.

– Ты лучше расскажи, где ты так профессионально научился из бутылки «розочку» делать? – спросил я, пытаясь в уме соединить два образа Эуана: суперэрудированного интеллектуала и пьяного психопата.

– Там, где я вырос, это приходит с молоком матери, – прозаично ответил он.

Я охотно ему поверил, хотя внутренне содрогнулся при мысли, какие жуткие раны может нанести это страшное оружие.

Он уставился в окно и снова запел.

Я сделал вид, что его не знаю и с ним не знаком.

– Если бум вместе держаться, то весело время проведем, друг мой! – произнес он после короткой паузы.

Мой рот непроизвольно открылся, но я не проронил ни слова. Что он имеет в виду?

– Мы сегодня бесплатно пива попили, понимашь? – объяснил он. – Скажи мне за это спасибо, приятель!

Он был совершенно прав: мы не расплатились за пиво в баре, из которого нас выкинули. Мы выпили по два, а может, и по три пива. Кошмар какой, теперь, оказывается, я этой оторве еще что-то должен!

Он начисто сразил меня своей логикой, и я не знал, что ответить. Потом решил, что лучше всего вообще промолчать, чтобы не усугублять ситуацию. Впервые он загнал меня в угол своими аргументами и поставил мне мат.

В любом случае больше с ним связываться не буду. Из этой истории я сделал два важных и полезных вывода: понял, как близко к сердцу принимают аргентинцы вопрос о Фолклендских островах, а также то, что жители этой страны – пламенные патриоты.

Я лежал в кровати, думая о предстоящей на следующее утро поездке, и постепенно в моей голове созрел план, как вывезти Хуана Сальвадора из Уругвая. Я пока еще не разработал этот план в деталях, но за основу этого плана взял уроки, извлеченные в обществе Эуана Маккри. Кто знает, может, я и был ему кое-чем обязан…

Мой будильник прозвенел в пять часов утра. Прошлым вечером я принял твердое решение привезти Хуана Сальвадора в Аргентину, однако волновался, удастся ли мне осуществить свой план. На улице было еще темно. Я быстро встал с кровати, зашел в ванную, чтобы проверить, как чувствует себя мой питомец, и широко улыбнулся, когда увидел, что он не только жив и здоров, но и рад меня видеть. Пингвин бегал от одного конца ванны к другому, хлопал крыльями и крутил головой, осматривая меня то правым, то левым глазом.

«О, доброе утро! Хорошо выспался? Ну, ты и лежебока, замечу я тебе. Ладно, лучше поздно, чем никогда. Пора делами заниматься. Какие у нас на сегодня планы? Какие сегодня нас ждут приключения?» – вопрошал он меня взглядами.

– Сегодня мы плывем на катере на воздушных крыльях в Аргентину, – ответил я, – так что веди себя смирно, друг мой, и все будет в порядке. И лучше помалкивай – говорить буду я.

Я собрал свои вещи, засунул Хуана Сальвадора в авоську, в последний раз проверил, что в квартире все в порядке, и запер за собой дверь. Я шел по темным улицам в сторону автобусной станции и надеялся, что Белламиз никогда не узнают о купании пингвина в их ванной. Вчера я очень тщательно убрался в квартире, чтобы не осталось никаких следов пребывания пингвина. Разве что запах морской птицы, который скоро должен был выветриться.

Я дошел до развилки. В холодном воздухе слышался плеск черных, как чернила, волн, и вокруг меня не было ни души. На востоке небо начинало светлеть. На развилке дороги я должен был выбрать ту, по которой пойду. Я знал, что, выбрав одну из них, уже с пути не сверну. Первый путь был прямым, простым и понятным. Чтобы пойти по нему, мне надо было оставить пингвина на пляже, где он вскоре умер бы от холода, потому что его потерявшие жировой слой перья намокали. После этого я мог бы быстро направиться на автобусную станцию. Я мог легко объяснить свое решение тем, что пингвин все равно скоро умер бы, хотя я приложил много сил для его спасения. Меня не должны мучить угрызения совести, верно? Но я мог бы пойти и другой дорогой. Она была тернистой, непростой, разбитой, в колдобинах. Я не имел ни малейшего представления о том, что меня ожидает за первым же поворотом. Однако, если я пойду этим путем, у Хуана Сальвадора появится шанс выжить.