– Ну, Мишук, товсь!

Оскалившийся мужик собрался прыгнуть на Миньку, но тут от порога раздался голос Никитича

– Стоять!!
– и щелчок взведенного курка.

Насильник замер, медленно повернув голову, увидел стоящего у порога Никитича с двухстволкой в руках, нацеленной ему на промежность.

– Да, что ты, бугор, я же пошутил, проверял, так сказать, боеготовность твоих шестерок!!

– Брось тесак!

– Да я его просто так...
– он, оскалившись, попытался бросить тесак в Никитича, тут же прогремел выстрел, пуля проскочила у этого подсобного между ног, он нервно дернулся, бросив тесак.
– Да что ты, бугор? С ума сошел?

– Я тебя вчера предупредил-яйца отстрелю, не понял?

– Минька, иди оденься. Простынешь с этим мерзавцем ещё.

– Ребятки, давайте-ка веревкой его свяжем, во избежание эксцессов.

Олег и прибежавший на звук выстрела, сонный Вовка, связали руки и, посадив его на стул, крепко привязали к спинке.

– Вот теперь и поговорим. Лизуня, что?

Лиза, не показывая, как её трясет, не скрывая брезгливости, повторила все слова, сказанные ей этим...

– Развлечься, значит, захотелось?

– А чё, бугор, девка-то таскается по этим узкоглазым, небось, всем дает. А тут завыделывалась, можно подумать, я бы ей и денег предложил, если бы понравилось..
– глумливо начал Зубов и, не закончив фразы, вместе со стулом улетел к противоположной стене:

– Мразь! Лизуня, иди в мою комнату. Мы тут пообщаемся...

– Олег, ну-ка тащи все барахло этого подлюги сюда.

Олег резво рванул за вещами, через пять минут вернулся ошарашенный:

– Никитич. Там это... много чего нашего нашлось, часики потерянные Вовкины, деньги, которые я найти не мог, в конверте, думал - завалились куда, тоже.

– Вытряхивай на хрен все из мешка!

– И нашлось много чего из имущества мужиков. Все привыкли ничего не прятать, у них никогда не было воровства, и ошарашенные мужики, матерясь, забирали свои вещи.

Ввалились верные сопровождающие Лизы мужики-ханты, задержавшиеся на денек у своих родственников:

– О, обезьянки явились, что ж вы подстилку свою оставили одну?
– опять начал лить грязь Зубов, но долго ему говорить не пришлось.

Никитич взял ружье и сказал:

– На выход! Вместе со стулом!

Поняв, что его сейчас просто пристрелят, как собаку, Зубов струхнул:

– Э-э, ты чего, сидеть ведь будешь за убийство!

– Убийство ещё доказать надо! Найдут ли тебя, козла, в болотах наших, это ещё бабка надвое сказала. А такую погань терпеть на земле... похоже, ой как много людей перекрестятся и вздохнут с облегчением, узнав, что такая мразь больше не отравляет воздух. Шагай!!

– Э-э-э, да ты не шути!! Я же человек...

– Тварь ты мерзкая, а не человек!!

– Никитич, давай я его до болота доведу, зачем уважаемому человеку руки марать об...
– манси Петр, вежливый и немногословный, выдал матерную тираду, - а с меня взятки гладки: моя ничё не видал!!

И тут Зубов взвыл и упал на колени:

– Мужики!! Вы чего, не губите. Я жить хочу!! Пощадите!!

Видя, что на него никто не смотрит и не жалеет, он завыл как зверь

– Сууки, если выберусь, я вас всех на куски порежу, жечь живьем буду!!
– он бился головой об пол, выл и орал, на губах запузырилась пена.

– Ай, совсем бешеный зверь, пристрелить нада, - вступил молчавший и недобро смотревший на Зубова, второй Лизин сопровождающий, Иван.
– Никитич, нада, однако, пристрелить, заразу нельзя распространять, тундра болеть из-за бешеного будет.