Шрифт:
– Мы-то как раз и не балуем, а наш ненаглядный Минечка - это да, Филюха на нем верхом ездит, а тот и поощряет. Как же, маленький братик! А братик этаким мурчащим котенком прикинулся: "Минечка, братичек", и все - большой тает. Да ребенок наш - вылитый Цветков. Я посмотрела на дядь Ваню в поездке, один в один они похожи, но хорошо, что сынок в нормальных Цветиков уродился. А то бы, не дай Бог, в нашего с Серегой папашку. Подрастет наш художник, постарше будет, тогда посмотрим, сейчас не пущу. Ребенок должен возле родителей быть, ну хотя бы до шестнадцати лет.
На том и порешили, Филюшка, наоборот, обрадовался:
– Не хочу я никуда, я с вами хочу!!
В ноябре Настюшка в разговоре с родителями обрадовала их, что к концу июня они станут дедом и бабкой. Авер на радостях заказал двойню:
– Тем более у Лёши сестрички двойневые, а мы только рады будем такому подарку!!
– Не слушай его, Насть, одного, потом, лет через пять можно и парочку.
– Алюня шутя шлепнула Авера по макушке.
– Мы рады. Ты только поаккуратнее, не носись и не скачи.
– Что ты, мам, Лёша теперь меня как маленькую, везде за ручку водит.
– Вот и замечательно, зять у нас - то что надо!!
– Насть, я что ли тогда дядей стану?
– всунулся Филипп.
– Да, будешь молодой дядька.
– Класс!
А на севере радовался Минька:
– Племяшик - это здорово!!
Один Стоядинович грустил:
– Настя далеко, Дарья Ивановна тоже, а учиться ещё три года, надоело одному, - жаловался он Миньке.-Есть приятэли, но как с Настюхой, чтобы душу настэж, не, не получается.
– Не грусти, Михайлик,(так его по-прежнему звал только один Минька) время быстро пролетит, вон я уже второй год на северах, а вроде недавно школу закончил.
У Чертовых категоричная Дашка твердо сказала:
– Восемнадцать исполнится - тут же за Стоядиновича пойду, он видный, там на него гроздьями вешаются, пока отучится, как вы советуете - точно кто-нибудь окрутит... я знаю! Не отпустите по-хорошему... убегу и буду там рядом с ним.
– Не, а учеба?
– Ванька даже растерялся.
– А что, там технарей нету что ли, зато буду рядом!!
– Во, мать, вырастили ещё одну козу-дерезу.
– Мы подумаем, Даш, - улыбнулась Наташка, - до дня рождения ещё почти год, решим, не переживай.
– Не переживай!
– ворчал Ванька.
– Вань, ну в ней наша с тобой дурь вся уместилась и плюс ещё и своя. Согласись, ведь удерет к своему Стоядиновичу и без нашего разрешения, давай уже думать, как лучше сделать, да и братец Санька там живет, что-то дельное и присоветует!
– Не, Стоядинович - мужик хороший, но наша... мне его даже жаль, вот сокровище ухватит.
– Они, в отличие от нас с тобой, уже сколько лет женихаются? Было бы несерьезно, давно бы уже разбежались.
– Эх, вот вырастишь их, ночей недосыпая, а они потом хвост трубой. Один Санька у меня молодчина, иди сюда, жулик мелкий!
У Ваньки и Саньки обоюдная любовь зашкаливала, если папа был дома, Санька не признавал никого -"Сяся папина!"
Лизавета летела из Тюмени до Москвы, а там её встречали два таких серьезных мужчины лет за тридцать, которых прислал Дрозд. Извинились, сказали, что в связи с трехчасовой задержкой вылета из Тюмени они немного опаздывают, и надо прямо сейчас ехать, пока доедут, будет совсем темно, да и Андрей Сергеевич уже несколько раз звонил, волнуется.
– Мы, Елизавета Андреевна, вам еды купили, ещё раз извините, придется перекусывать на ходу. О, как раз, Андрей Сергеевич звонит. Да? Да, встретили, да, рядом. Да, передаю.
– Лизонька, девочка моя, наконец-то ты прилетела!! Я тут волнуюсь и папани рядом сидят бурчат, ждем тебя, доченька.
Немного перекусив, Лизавета задремала, и не видела как заинтересованно поглядывал на неё в зеркало водитель. А второй, ухмыльнувшись, негромко сказал: