Шрифт:
Та самая пожилая бабуля, сказавшая Лизе про большую любовь, улыбнулась всеми своим морщинками и, поманив к себе Егора, что-то шепнула ему на ухо.
Лиза притворно возмутилась:
– Постоянно секреты. На Шри-Ланке дедуля, здесь вот Анна Романовна, ухх!
Бабулька заинтересовалась дедом, пришлось все рассказать и покаяться, что подарила славному старикану её оберег.
– А задержитесь-ка на пару дней, тем более кости мои говорят, буря будет, я новый оберег сплету. Он был на тебя одну, а сейчас на семью надо другой, так что не жалей, дохтур-ка, старый человек, он будет его беречь, да и порадовался он, вишь ли.
Буря бушевала за стенами, Лиза отсыпалась, Егор же слушал рассказы местных, удивлялся, смеялся, восхищался их стойкостью, помогал мужикам проверять олешков. Только теперь он понял, для чего были натянуты по селению верки, по ним в снежной круговерти и ходили мужики до оленьего загона, проверяя, все ли там в порядке, не сорвал ли ветер натянутые шкуры в углу загона, где сбившись в плотную кучку пережидали бурю молодые олешки и беременные самки. Бабуля, что-то мурлыча себе под нос, мастерила из кусочков кожи, бус, каких-то специальных кусочков дерева, семейный оберег.
На третий день, как по заказу, утихла буря, и бабуля торжественно передала Лешниковым готовый оберег:
– Вот, пусть и наши боги оберегают ваш дом!
Егор расстроился, что ему нечего отдарить в ответ, потом полез в карман, вытащил ключи на брелоке, снял его и отдал бабуле со словами: -Этот брелок мне подарил мой самый лучший друг, и очень давно, для меня эта вещь очень дорога. Возьмешь ли?
– Конечно, ты ж частичкой своей души со мной поделился! Приезжай ещё! Тундра тебя приняла
И эти слова были для Егора самыми лучшими.
– 'Крошка сын к отцу пришел и спросила кроха', - торжественно прочитал Игорешка и сбился:
– Папка, пришел по нашему, как мужики, поговорить, мам, пожалуйста, не подслушивай, ладно?
– Больно надо!
– фыркнула мама, - подумаешь, секреты у них, нас вот, девочек, теперь больше, и секретов у нас больше, бе-бе-бе!
– Мама, как маленькая, показала им язык и ушла к Соньке и баб Тоне.
Игорешка почесал в затылке:
– И чё она так говорит? Ну, могут же у нас быть наши мужиковские разговоры.
– Иди сюда, мужик!
– папка привычно ухватил своего чудного сына, обнял, и, пристроив подбородок на его белобрысой макушке, сказал:
– Излагай!
– Пап, ты честно-пречестно можешь сказать, вот я у баб Тони интересуюся, ну тем, другим папкой, а вот подумал, ты не злишься?
– Нет, Игорешка. Если б не тот твой папка, тебя бы не было.
– Это как? Совсем-совсем? И я бы у вас так и не появился? И ты бы без меня, и Мурка тоже, жили?
– Да!
– Ни фига себе, не я так не согласный. Баб Тоня говорит, он, тот папка, хороший был, только вот не рассуждал как я, а лез куда не надо, ну чё с него взять, молодой был. Ищё говорит, я на него сильно похож, и плачет всегда, когда я про море спрашиваю, сама на себя ворчит, что лесли б знала про меня, а то я б у ней на море и жил всегда. А тогда я ворчу - ишь, хитренькая - я бы Тонков не был. Пап, я вот подумал, Мурка тоже так щитает, а пусть баб Тоня всегда у нас будет? Ну, поедет туда на море, потома, ой, потом, мы к ней туда купаться кааак приедем, а как учиться пойдем, пусть она опять нас с сестрицей поучит? Вона, я в классе лучше всех читаю и техника чтения у меня самая хорошая.
– Хвастаешься?
– Не, правду говорю, папка, я тогда попрошу папки того фотку, пусть привезет или пришлет, можно?
– Нужно, сынок, ты должен знать своего настоящего папку, корни свои. Он, судя по всему, хороший мужик был.
– Я вот переживал, ты заобижаешься. А своих родителев волновать не полагается.
– Это кто так тебе сказал?
– Дедуня, Иван Петрович. Пап, ищё вот, котятов надо отдавать, ты этому менту-то сказал, чтоб кошу забрал?
– тяжкий вздох.
– Так жалко их отдавать, но хулиганят, спать мешают, бегают по мне, царапаются, я ругаюся, а чё толку? И ты обещал к ветинару с Муркой поехать, пусть обскажет, чё с ней делать? Вот, к примеру, возьму я её к баб Тоне, а она тама котов опять найдет, и чё? Потеряется, а я как? Вот ведь заботушка!
– Мы можем её на даче у деда оставить летом.