Шрифт:
Анино лицо сделалось жёстким, в глазах будто сталь сверкнула.
— Тогда мы с тобой не поженимся, Митя, — произнесла она твёрдым холодным голосом. — Здесь мне надоело жить. Эмиграция наша прогнила настолько, что мне кажется, гнилью пропах весь Париж.
— Ты пойми, Анечка, тебя там убьют. — Митя растерянно глянул в одну сторону, потом в другую, словно искал помощи, не нашёл и вновь как от озноба передёрнул плечами. — И меня убьют.
— А если я дам тебе гарантию, что не убьют, а наоборот, очень хорошо примут? И жизнь наша будет устроена много лучше, чем в Париже?
— То же самое я слышал от моего бедного дяди. И чем это всё закончилось?
— Пойми, Митя, нет правил без исключений. Это было исключение, очень досадное исключение...
— Боюсь, — повторил своё признание Митя, — я очень боюсь.
— Чего боишься?
— Нас расстреляют.
— Улаживание всех вопросов я беру на себя, — заявила Аня решительным тоном, — у меня есть контакт с советским посольством.
Митя удивлённо глянул на неё.
— Не дай бог об этом узнает кто-нибудь из наших.
— Кто эти «наши»? Туркул? Человек, который уснуть не может, пока не выпьет крови? Вонсянский? Это откровенный фашист. Ты видел его журнал, который так и называется — «Фашист»? О него даже ноги вытирать нельзя — слишком неприличный, дурно пахнет. Фон Лампе [46] ? Человек, похожий на кусок фанеры, в нём нет ничего живого — всё высохло. Кого ещё ты, Митя, считаешь «нашим»? Пропавшего Кутепова? Это был обыкновенный убийца. Кого-то ещё с улицы Колизе?
На улице Колизе располагалась главная контора РОВСа — так называемое «управление».
46
Фон Лампе Алексей Александрович (1885-1967) — генерал-майор (1921). Участник русско-японской войны. Отмечен Георгиевским оружием. В 1918 г. возглавлял подпольный комитет в Харькове, занимавшийся переброской офицеров в Добровольческую армию. С конца 1918 г. — начальник оперативного отдела штаба Кавказской Добровольческой армии, затем находился в резерве чинов при штабе Главнокомандующего, занимал разные посты, был редактором газеты «Великая Россия». С 1920 г. — военный представитель Русской армии в Дании и Венгрии; с 1921 г. — представитель Главнокомандующего (Врангеля) в Германии. В 1924 г. возглавил 2-й отдел РОВС, после роспуска союза в Германии был арестован гестапо. В 1946 г. переехал во Францию и стал заместителем председателя РОВС. Издал семь томов сборника «Белое дело» и сборник «Пути верных» (Париж, 1960).
Митя удивлённо покачал головой — не ожидал такого напора от Ани — и ничего не сказал в ответ.
— Вот видишь, Митя, — укоризненно произнесла Аня, — тебе на это просто нечего сказать.
Так оно и было.
В тот день в конторе РОВСа появился генерал Скоблин, щёгольски одетый, с зонтом-тростью, надушенный, с насмешливыми глазами и улыбкой, прочно застывшей в уголках рта.
— Евгений Карлович, есть возможность узнать кое-какие германские секреты, — сказал он.
— Каким образом?
— Два офицера, приписанные к германскому посольству, напрашиваются на встречу...
— Так приведите их сюда, Николай Владимирович. Мы их достойно встретим, по-русски, с коньяком и чаем из самовара, с печёными домашними пирожками.
Скоблин медленно покачал головой:
— Они не пойдут сюда, Евгений Карлович. Побоятся провокации.
— Господи, какая тут может быть провокация? Николай Владимирович, полноте!
— Эти господа — серьёзные, все свои перемещения они просчитывают на несколько ходов вперёд. Я им уже предлагал посетить наше управление — бесполезно. А знают они много.
— Я понимаю. Нам тоже было бы интересно узнать о планах германского правительства на ближайшую перспективу... И где эти господа предлагают встретиться?
— В городе, на углу улиц Жасмэн и Раффэ.
Миллер отогнул рукав пиджака, глянул на циферблат хронометра, висевшего у него на руке.
— В котором часу?
— Днём. В двенадцать тридцать. Единственное, что, Евгений Карлович, немцы могут перенести свидание в другое место, но я буду об этом знать. Мы же с вами встречаемся, как и договорились, на углу Жасмэн и Раффэ.
Миллер вновь посмотрел на часы — до встречи надо было успеть сделать два важных дела.
— Хорошо, — сказал он, кивнул, давая понять Скоблину, что время пошло, — на углу улиц Жасмэн и Раффэ.
Скоблин улыбнулся широко и откланялся:
— До встречи!
Предстоящее свидание с немецкими офицерами — явно генштабистами, явно сотрудниками разведки — не выходило у Миллера из головы. Нет ли в этом свидании какой-нибудь подставки? Не провокация ли?
Однако какая может быть провокация или ловушка в перенаселённом Париже? На первый же зов прибегут полторы сотни человек, пресекут любой мордобой и любую провокацию. Крик о помощи на улице часто бывает сродни искре, угодившей в пороховую бочку.
В последнее время Скоблин ведёт себя странно, настолько странно, неуверенно, что Миллер вынужден был отстранить его от руководства «внутренней линией». Ни один мускул не дрогнул на лице Скоблина, когда ему зачитали приказ Миллера об отставке. Было похоже, что он ждал его и другого пути в развитии этого «сюжета» не видел.