Ещё Арсюха увидел, что справа от двери, на стене, зацепленное ремнём за крюк, висит охотничье ружьё. Если мужик доберётся до ружья прежде, чем Арсюха вскинет винтовку, экспроприатору с миноноски каюк.

Но экспроприатор был опытным воякой, знал, какие неожиданности могут подстерегать его в таких операциях, винтовка Арсюхина находилась под рукой, стояла на боевом взводе... Ко всему прочему ещё не факт, что ружьё, висящее на стене, заряжено, оно вполне может оказаться пустым. Арсюха ухмыльнулся и качнул стволом винтовки: — Тебе чего, мужик?

— Что ты тут делаешь, лихоимец? — тихо и очень спокойно спросил мужик.

— В вашей деревне проводится операция по наведению порядка, — с достоинством произнёс Арсюха. — У нас есть данные, что в этом доме скрывается красный партизан.

Лицо мужика тронула горькая улыбка.

— Двенадцать лет живу в этих местах, а ни разу не видел красного партизана, — произнёс он задрожавшим, каким-то севшим голосом.

Арсюха это опасное дрожание уловил, очень хорошо понял, что может произойти дальше, и ткнул в мужика стволом винтовки.

— А стрельба тогда откуда? С кудыкиной горы? Ты это... давай собирайся! Пойдёшь со мной на монитор.

Мужик неожиданно усмехнулся и отрицательно помотал головой:

— Никуда я не пойду. Зачем мне идти на монитор?

Арсюха сказал жёстко, раздельно печатая слова, будто собирался отлить их в металл:

— На мониторе с тобой будет разговаривать следователь. Если ты связан с красными партизанами, тебя расстреляют. Понял, дед?

Мужик усмехнулся и, неловко качнувшись, опёрся рукой о стену и сделал крохотный шажок к ружью. Затем сделал второй шажок. Арсюха оценивающе посмотрел на него — фиксировал каждое движение этого человека, и когда мужик сделал очередной шаг, выстрелил.

Пуля вошла мужику в грудь, прибила его, будто гвоздём, к стене... Из-под тела мужика выбрызнула струя крови, окрасила известковую стенку в страшноватый красный цвет. Мужик застонал. Он был жив, продолжал держаться на ногах.

Арсюха нажал на спусковой крючок вторично. Вновь гулко бабахнула винтовка. Вторая пуля всадилась мужику в голову, и кровью оказалась забрызгана половина стены, мужик уронил руки и тихо сполз на пол.

— Ну вот, гад, — Арсюха подмигнул пространству подбитым глазом, — а то задёргался, к ружью потянулся... А зачем, спрашивается, тебе ружьё-то? — Арсюха передёрнул затвор винтовки, загнал в ствол новый патрон и, шагнув к стене, сорвал с крюка ружьё.

Переломил его. Стволы были пусты. Арсюха швырнул ружьё на пол и вышел из избы.

Направился ко второй хате.

Дверь её также была заперта деревяшкой — специально выструганной рогулькой. Арсюха мощным ударом ноги вышиб рогульку из петелек. Очень для этого подходили английские ботинки, в которые он был обут, — удар получился точным, ловким, сильным — кр-расота. Арсюха ворвался в избу.

Здесь он также нашёл тугой денежный свёрток, спрятанный за иконами. Этот свёрток был даже больше того, что он взял в первой избе. Значит, и люди здесь жили побогаче. Наверняка в этом доме есть не только бумажные ассигнации — есть настоящие деньги — золотые червонцы. Арсюхино лицо преобразилось, глаза заполыхали жадно. Где может находиться золото — в этом доме, где? Он бросил оценивающий взгляд в одну сторону, потом в другую, в третью.

Обстановка в доме была обычная, без признаков зажиточности. Стол, под окнами, вдоль стен, — лавки, два старых венских стула с облезшим лаком стоят рядом с лавкой, два таких же стула, только новеньких, тёмных, изящных, прислонены к лавке с другой стороны. Печь с широкой чёрной загнеткой. Зев прикрыт железной заслонкой, к которой приклёпана жёлтая латунная ручка.

Как-то Арсюха слышал от одного бывалого человека, что деревенские старухи любят прятать золото в печках. Облюбует себе бабка стеклянный медицинский пузырь с притёртой пробкой и широким горлышком либо обыкновенную пол-литровую банку, сунет в неё монеты и — в печку, за загнетку. Ни один вор не догадается, что клад там. Кроме, конечно, хитрованов, королей воровского мира, которые просчитывают действия таких старух на полтора десятка ходов вперёд.

Себя Арсюха считал хитрованом с хорошо устроенными мозгами. Он поспешно ухватил заслонку за латунную ручку, отбросил в сторону.

Заглянул в тёмное, пахнущее золой и хлебом нутро печи. Глубоко заглянул, даже страшно сделалось; ожидая, когда глаза привыкнут к темноте, вдохнул в себя тёплый воздух, ткнул рукой в одно место — пусто, в другое — тоже пусто, в третье — пусто. Никакой тут кубышки с золотом нет.

Но золото в этой хате имелось, точно имелось, Арсюха чувствовал его своим нутром, «жабрами», кожей... Он отошёл от печи, огляделся. На кровати была пышно взбита перина, в перину вдавлены тяжёлые перьевые подушки, этакой крепостной башенкой, одна подушка на другую.

Арсюха метнулся к кровати, отшвырнул в сторону одну подушку, помял её руками — не прощупается ли где под наволочкой, в мягком курином пухе что-нибудь твёрдое, кубышка, банка либо просто сверок, набитый дорогим металлом. Нет, ничего твёрдого...

Он подтащил к себе вторую подушку, тщательно ощупал её — тоже ничего нет. Была пуста и третья подушка. Арсюха озадаченно выматерился.

Неужели чутьё подводит его? Такого раньше не случалось. Он залез в посудную полку, заглянул в фаянсовую сахарницу, накрытую крышкой, — там только крепкий, порыжевший от времени сахар, наколотый мелкими кусочками. Ничего не оказалось и в берёзовом туеске, и в большой стеклянной банке с солью. Арсюха перевернул банку на один бок, потом — на другой, посмотрел, нет ли внутри чего подозрительного...