— Но только так, чтобы они нам не накостыляли. — Кудлатый длинношеий парень опасливо поёжился. — Так уже было. Два раза одно и то же — неинтересно.

— Ещё какие есть мнения? — прохрипел Ефим.

— Других мнений нет.

— А что с расстрелянными беляками делать? — спросил Митяй.

— Бросим их здесь. Пусть гниют, — прежним злым тоном проговорил Ефим.

— Не по-христиански это, Ефим, так нельзя... Надо бы похоронить. Люди всё же.

— Вот доброхоты пусть их и хоронят. — Ефим поддел рукой воздух, будто лопатой, выругался.

Обстановка в Архангельске накалилась.

Земское собрание, которым продолжал руководить Скоморохов, по-прежнему яростно нападало на правительство, дело доходило до того, что земцы, лихо размахивая кулаками, открывали рты как можно шире и лезли на чиновников, рассчитывая вполне резонно, что у тех сдадут нервы, как это часто бывало с людьми интеллигентного сословия, и они попятятся. Расчёт был верным, правительственные чиновники, действительно, мигом попрятались, чуть ли не под столы полезли.

Единственное, чего не делал Скоморохов со своей компанией, — не кричал, брызгая слюной, «Бей жидов, спасай Россию!». Всё остальное было. Правительство не выдержало, подало в отставку. Обычно спокойный, умеющий держать себя в руках Миллер нехорошо побледнел, треснул кулаком по столу так, что на нём подпрыгнула массивная, с изображением северного медведя, которого лихо щекочет копьём суровый помор, чернильница, с грохотом опустилась.

— Вот политический прохвост! — проговорил он раздражённо. Без всякого продолжения, без упоминания фамилий было понятно, кого Миллер имеет в виду.

Миллер сел в машину и поехал в здание правительства уговаривать министров, чтобы те погодили с отставкой. Но, увы, — поезд ушёл: заявление об отставке уже попало в печать. «Отрабатывать задний ход» было поздно, и Миллер сделал единственное, что мог сделать в этой ситуации: уговорил членов кабинета оставаться на своих местах до тех пор, пока не будет сформировано новое правительство. Чтобы не создалась ситуация безвременья, в котором под шумок можно было бы запросто растащить всю Северную область, а не только позаимствовать бронзовые пресс-папье и чернильницы в дорогих правительственных апартаментах.

Скоморохов раскричался так, что его вопли были слышны, наверное, во всех углах обширной Северной области, а может быть, дрожали стёкла в домах даже в Петрограде. Хотя никакой властью — имеется в виду власть, подтверждённая хотя бы одним законодательным актом, — земцы не обладали, даже более — в Земское собрание были включены «чужие люди» — представители Мурманского края, а также районов Олонецкой и Вологодской губерний, занятых белогвардейскими частями. Земцы хотели, страстно желали политической власти, хотя должны были решать обычные хозяйственные вопросы: сколько гвоздей отпустить на возведение того или иного моста в городе Архангельске, где взять деньги на починку набережной в Соломбале и какую зарплату выплатить надзирателям тюрьмы в Мудьюге.

В результате Скоморохов потребовал, чтобы Миллер заключил с красным командованием мир, обозвал генерал-губернатора контрреволюционером, а также белогадом, а всех белогадов он вообще призвал бить до потери пульса, до полного уничтожения, а солдат же, которые вспарывают штыками своих винтовок пупки офицерам, — всячески поддерживать...

Решительный был человек господин Скоморохов и, как оказалось, кровожадный. Очень хотелось ему забраться в кресло Миллера и покомандовать Северной областью.

Обычное собрание переросло в бурный митинг, где выступающие, отбросив всякие понятия об интеллигентности, выражений не выбирали, костерили всех вдоль и поперёк и требовали, чтобы к красным были немедленно высланы парламентёры. А в остальном они, головастые земцы, разберутся и «всем сёстрам выдадут по серьгам». Речи Скоморохова и его соратников незамедлительно тиражировали местные газеты, подливали в огонь масла. Обстановка накалялась всё больше. Миллер решил встретиться с земцами, точнее — с руководителями земского собрания.

Разговора со Скомороховым не получилось, Скоморохов слово в слово повторил то, что говорил на митинге, а аккуратные реплики Миллера, которые тот изредка бросал в беседе, посчитал обычной слабостью генерала... Миллер же просто не хотел доводить ситуацию до кипения, и только.

Ночью земское собрание провозгласило себя главным законодательным органом Северной области (с прицелом на большее) и сочинило ряд ультиматумов. Требования были известными, они обмусоливались несколько недель: старому правительству — ногой под зад, генералу Миллеру с его вояками — также ногой под зад, всю власть передать земскому собранию.