– Похоже, у вас с ней было не очень? – сочувственно качнул головой Дик.

– Какое там не очень! Вообще никак! А! – широко махнул рукой Кефчиян. – Не хочу говорить об этом! – Он с надеждой посмотрел на Юм-Памарака. – Давайте лучше снова о сущности времени. И о том, что под циновкой.

Не зная, что на это ответить, шаман удивленно вскинул брови. Из всех людей именно здоровяк Жан казался ему самым приземленным и конкретно мыслящим. Он даже чем-то напоминал ему Юрия, который до самой смерти так и не смог, а может быть, не решился понять и, самое главное, принять то, о чем говорил с ним уурсин.

– Куда забирали вас уймарахи? – задал более конкретный вопрос Александр. – В Лабиринт?

– Ага. – Юм-Памарак положил сладкую палочку на край блюда и, наклонившись, вытер пальцы о траву. – Уймарахи шли впереди, а мы следовали за ними, ага. Каждый раз путь был другим, но он неизменно приводил нас в большой треугольный зал с зеркальными стенами, в центре которого стоял черный куб высотой почти с человека. Ага. Мы входили в него одни, без уймарахов, ага. Но вот что происходило в этом зале, никто из нас не помнил, ага. Мы словно впадали в забытье и вновь приходили в себя, лишь когда покидали зеркальный зал, ага. Но каждый раз, покинув Лабиринт, я чувствовал, что меня переполняет новая информация… новые знания о мире, которые мне еще только предстоит переварить и осмыслить. Ага… Странно… Я знаю вещи, которые сам не могу понять, ага… Ну, например, зачем мне знать о суперструнах, ага?..

– А что это такое? – вежливо поинтересовался Кефчиян.

– Я тебе потом расскажу, – толкнул его локтем в бок Чики.

У Дика появилось стойкое предчувствие, что шаман вот-вот скажет нечто очень важное. Что-то, что сыграет решающую роль в их дальнейшей судьбе. И он не хотел, а может, еще и боялся упустить приближающийся момент истины.

Но вместо Юм-Памарака заговорил Александр.

– Во всем, что происходит, скрыт смысл, недоступный нашему пониманию. – Он чуть наклонил голову и сжал виски ладонями. – Все предопределено. От Большого взрыва, в котором родилась Вселенная, до того момента, когда ее вновь поглотит Великое Ничто. Свобода выбора – лишь иллюзия. Человек волен поступать так, как ему заблагорассудится, лишь до тех пор, пока его действия не входят в конфликт с Великой Целью. Да, собственно, человек, как личность, не интересует тех, кто управляет миром. Он лишь статистическая единица, песчинка среди мириад себе подобных. Нет выбора, но и нет судьбы. Мы пришли, когда это потребовалось, и уйдем, когда настанет время. А не уйдем сами, так нас просто смахнут, как крошки со стола. – Александр быстро, словно испуганно, глянул по сторонам. – Что мы вообще тут делаем?..

– Лучше скажи, что ты там бормочешь? – недовольно поджал губы Дик. – Слушай, не обижайся, но у тебя вид, как у ненормального. Честное слово. Любого спроси.

Александр вскинул голову.

– Знаешь, почему механики уничтожили Землю?

– Нет, – не стал врать Дик.

– Потому что, не сделай они этого, мы бы до сих пор продолжали жаться к своей старенькой планете. К моменту вторжения человечество начало осваивать дальний космос, но что мы имели? Два десятка малочисленных колоний на планетах земного типа и чуть больше экспедиционных лагерей. Земля оставалась для людей центром притяжения, куда они, как бы далеко ни залетали, непременно стремились вернуться. Когда же Земли не стало, у тех, кто выжил, попросту не осталось выбора. Вернее, выбор был, но очень простой: жить или умереть. Как результат верно сделанного выбора, мы сейчас имеем пять больших космических республик, основанных выходцами со Старой Земли, и огромное число мелких государственных и квазигосударственных образований, разбросанных едва ли не по всей Галактике. Люди стали доминирующей космической расой. И я готов душу заложить за то, что это и было частью планов трангов!

– Той самой Великой Целью, о которой говорил шаман? – спросил Гейс.

– Не думаю, – покачал головой Александр. – Мы даже не догадываемся, в чем заключается Великая Цель. Хотя, определенно, играем какую-то свою роль в продвижении к ней. Как только мы выполним свое назначение, нас уничтожат. Сотрут в порошок и сдуют с ладошки. Так, что даже памяти о нас не останется.

– Мне это не нравится, – угрюмо наморщил нос Кефчиян. – Это нечестно! Если мы все что-то делаем ради достижения какой-то там Великой Цели, то мы должны хотя бы знать, в чем она заключается?.. Ну?.. Разве не так?

Обращаясь ко всем, Жан почему-то посмотрел на шамана.

– Я не знаю, ага, – словно извиняясь улыбнулся Юм-Памарак.

– Никто не знает, – безнадежно вздохнул Гюнтер.

– Видишь ли, Жан, – Дик положил руку Кефчияну на плечо, – как я понимаю, у нас просто нет выбора. Мы все равно будем делать то, что от нас требуется, независимо от того, нравится ли нам это или нет. Наверное, именно это древние как раз и называли судьбой.

– Нет, это не судьба, – сделал отрицательный жест рукой Виктор. – Это – предопределенность.

– А это не одно и то же?

– Не совсем.

– Ну, и грех с ним, – улыбнулся Дик. – Пусть будет предопределенность.

– Тебя это, похоже, нисколько не беспокоит, ага? – спросил у Чики шаман.

– А есть причина для беспокойства? – искренне удивился Дик. – То, что мне неизвестен тайный замысел Лабиринта? Да и грех с ним! Я понятия не имею о том, что сейчас происходит на планете Сиррах, где обосновалась секта Сю. И что? Я из-за этого должен ночей не спать? Да грех забери этот Лабиринт вместе с его Великой Целью!

– Это несправедливо, – упрямо повторил Жан.

– А то, что мы оказались здесь, – это, по-твоему, справедливо?

– Нет.

– Так о чем тогда речь? Я начинаю склоняться к мнению, что, если бы не существовало несправедливости, то и Вселенная никогда не возникла бы. – Дик на секунду задумался. – Или несправедливость возникла вместе со Вселенной?

– Очень хорошо, ага, – одобрительно похлопал Дика по плечу шаман. – Ты уже пытаешься заглянуть под циновку, ага.

– Точно, – сдвинув брови, Чики напустил на себя серьезный вид. – Только ничего интересного я там пока не вижу.