Тропа уводила в сторону от основного дефиле, петляя вдоль какой-то безымянной речонки или ручья. Если верить картам – любимой маршальской и трофейной, ручей этот огибал Пестрое плато. Держась его русла, можно было выйти к той же долине, что и через дефиле, только заметно выше.

– Дыру мы нашли. – Если Уилер таков трезвый, каким же он будет после тюрегвизе? – Лезем?

– Пошлите «фульгата» к маршалу, а мы да, лезем.

– Вы неразговорчивы.

– Вы правы.

Лошади спокойно свернули, им было все равно, куда идти, и им, как и разухабистому Уилеру, не нужно было докладывать. Отвечать за переполох предстояло Давенпорту, хотя разбуженные среди ночи бергеры отнеслись к капитанскому кошмару с большим вниманием, да и сам командующий пальцем у виска не покрутил. Впрочем, Савиньяк не стал бы этого делать в любом случае – не так воспитан. Но армию маршал поднял на час раньше и сразу же погнал вперед. Завтракали на ходу, всухомятку, а часть груза с обозных фур было велено разобрать, чтобы при необходимости бросить те на дороге. Последнее могло быть и совпадением: стремительные переходы и дурные дороги были коньком Савиньяка, а людей он никогда не щадил.

Давенпорт маялся неизвестностью, пока командующий не велел ему следовать за собой. Кавалькада быстро миновала выпирающие из тумана холмы, пересекла неширокую долинку и добралась до входа в ущелье. Оно издавна использовалось как дорога, даже столб с вырезанными на нем непонятными, истершимися изображениями стоял.

– Вы видели эту развилку?

– Нет… Точно нет!

– Вы что-нибудь чувствуете?

Чарльз добросовестно прислушался к своим ощущениям. Усталость. Висящие на хвосте гаунау. Кошмары, спешное выступление, досада на себя самого, если все обернется ерундой, страх не понять и пропустить что-то действительно важное… Все это могло породить тревогу, как вместе, так и по отдельности.

– Мой маршал, я не знаю, что ответить. Мне… несколько тревожно, но в нашем положении…

– Не пытайтесь осмысливать наше положение и прекратите стесняться. Что вы чувствуете? Закройте глаза.

Желто-коричневая светящаяся завеса, по ней мельтешат какие-то точки и черточки, яркое пятно там, где взошло солнце. Тревога? Без сомнения, но какая же… бесформенная.

– Мой маршал, я не могу ничего добавить.

Лионель Савиньяк замер в седле, словно прислушиваясь. Глаза маршала были закрыты, сразу ставшее странным лицо обращено к солнцу, но продолжалось это лишь мгновение. Командующий открыл глаза; он был таким, как всегда.

– Давенпорт, в вашем распоряжении два десятка «фульгатов» и капитан Уилер. Реддинг ручается, что «медведей» здесь нет, но Реддинг снов не видит. Поезжайте и проверьте. Обе дороги: дефиле и отходящую от него тропу, если найдете. О любом вашем шаге докладывайте немедленно.

– Мой маршал… Что именно я должен сделать?

– Вам виднее.

Безлюдье, плеск воды, легкомысленный птичий щебет. Цветы под копытами, цветы на кустах. Цепляются за обрыв ползучие растения, зеленеет мох, наверху мелькнуло что-то рыжеватое. Косуля… А камни здесь в самом деле пестрые – полосатые, пятнистые, белые, розоватые, желтые. И они смеются.

– Ничего ж себе! Вот ведь коряга…

Если б не Уилер, он бы проехал мимо и не заметил. Проехал, наслаждаясь звоном ручья, солнечным светом и… покоем! Тревога исчезла, уступив место радости, а радость слепа и бестолкова, как щенок.

– И ведь не падает же такое! – «Фульгат» задирал голову к вцепившемуся в кручу диву и улыбался. Как и сам Чарльз.

– Он не может упасть, Антал!

Кто знает, сколько бурь и сколько веков повидал этот скрученный ствол? Лишенный коры, почти совсем белый, словно светящийся, он казался выточенным из драгоценной седоземельской кости.

«Мой маршал! – Как знал, что грифель пригодится: на словах такое не передать! – Тропа полностью безопасна: мы нашли костяное дерево. Возвращаюсь, чтобы проверить дефиле».

– Сержант, галопом. В руки командующего.

Эмиль Савиньяк сдернул с головы шляпу и, целя в очередного мраморного дельфина, швырнул ее наискось через всю немалую комнату. Попал. Нос дельфина скрылся в тулье, и герб Бордона превратился в гриб с рыбьим хвостом. Эмиль зло расхохотался, избавился от маршальского мундира и уселся у маленького столика, на котором красовалось блюдо с апельсинами и изрядно ощипанным виноградом. Делать было нечего. Впервые с того дня, когда пришел приказ о деблокировании Фельпа. Разумеется, Эмиль понимал, что безделье не затянется. Вечером подпишут капитуляцию, и начнется… Разоружение гарнизона, охранение славного и – главное – такого богатого города Бордона, подготовка к маршу. Куда именно предстоит отправляться, Савиньяк пока не знал, но надеялся к концу лета оказаться в Придде.

Маршал щипал виноград и прикидывал дорогу. Очень хотелось повидать мать, причем не мимоходом на постоялом дворе, а дома. Покинуть армию на марше через мирные графства – не столь уж большое преступление, а осадить коня возле украшенных оленями ворот тянуло до дрожи. Раньше такого не случалось: Эмиль любил уезжать так же, как и возвращаться, но устраивать себе до конца кампании отпуск в голову не приходило…

Стукнула дверь. Опять визитеры, и ведь приказал же! Хотя Джильди никто хватать за мундир не станет, а ургота – тем более.