Шрифт:
И тут началось неожиданное и страшное!
– На пристани наших побили! Всех побили! Банда пришла! Яныгин в городе!
– истерически кричал вестовой, врываясь в кабинет.
Яныгин Иван. Комиссар мгновенно вспомнил этого человека - не раз встречал его на пристани. Чернявый и крепкий мужик, лет сорока, в длинном плаще, вечно прищуривающийся из-под сломанного козырька потрепанной морской фуражки. Он часто помогал разгружать баркасы с рыбой - подрабатывал. В городе жил одиноко; редко появлялся в лавке, покупая хлеб. Ни в чем предосудительном замечен не был, даже самогонщики, эти информаторы ЧК, не видели его ни разу за покупкой их зелья.
А оказался этот гад капитаном! Собирал в Охотске и окрест людей в подполье, в тайге места сбора намечал. Всех офицеров-недобитков, обиженных и тойонов (кулаков) объединил в банду. Агента толкового распознал! Казнил - страшнее не придумаешь: рот расплавленным варом, что использовался для смоления лодок, залил, уши отрезал, а потом, ещё живого, в нужнике утопил... Беляк недобитый!
Две недели назад поднял подполье, захватил склад американских китобоев - там было оружие, убил двух комсомольцев и чекиста и ушел в тайгу. С оружием ушёл.
Уже потом понятно стало, почему восстание поднялось. Тогда многих рыбаков и пастухов-эвенов расстреляли: после расстрелов и полыхнуло. Кинулось ЧК по его следу, но, увы: жил в городе один, потому и некого было в заложники брать, чтобы выманить и кокнуть гада...
– Где все?! Всех собрать!
– комиссар кинулся на второй этаж, к пулемёту. По дороге он ударами ноги открывал двери кабинетов, из которых начали выскакивать сотрудники комендатуры и чекисты.
Через несколько минут все собрались в зале на втором этаже. Город лежал в темноте - ни лучика света. Из распахнутого окна доносилось сухое потрескивание редких, далеких выстрелов. Стреляли в порту и в районе складов.
– Свет в здании потушить. Работникам ЧК разобраться по пятеркам. Пройтись по улицам, произвести разведку. Узнать сколько их, есть ли пулеметы. Хорошо бы взять одного из банды - тогда все точно узнаем.
– комиссар успокоился и начал руководить действиями гарнизона.
По лестнице прогрохотали сапоги - в зал вбежал боец, из тех двоих, кто ходил на пристань к рыбаку.
– Банда ог-г-громная! Д-д-двести человек их т-там! П-пулемёты у и-их!
– он заикался, страшно скривив измазанное йодом лицо и вытаращив белые, как у замороженного зайца, глаза. От страха белые...
– Все. Надо уходить. Надо немедленно уходить. Золото банковское и конфискованные ценности из подвала забрать и уходить на Якутск!
– с этими словами комиссар заторопился вниз.
Хлопки выстрелов приближались все ближе и ближе к зданию комендатуры. Навстречу этим хлопкам заспешили серые фигуры с винтовками наперевес. Комиссар же остался в здании - началось уничтожение документов. В подвале грохнуло несколько выстрелов - ликвидировали арестованных.
А еще через полчаса небольшой караван, состоящий из трех легких повозок и десяти всадников, исчез в дождевой черноте ночи.
__________________________
В дождевой черноте ночи огоньки прииска появились неожиданно - Виктор не заметил, как доехал. Всю дорогу он думал, что же ему делать с "наглядной агитацией рабочих масс": что-то надо придумать, чтобы "разом и надолго" разогнать муть слов о "руководящей роли, историческом наследии...". Пусть не во всех головах - в своей, для начала...
Всю ночь он просидел на веранде, курил, одну за другой, папиросы "Беломор", пил кирпичный чай и листал журналы.
А утром пришла идея. Он даже зажмурился от нахлынувшей радости, насколько хороша была она, эта идея!
Наскоро собравшись, он заспешил в партком, который располагался в здании шахтного управления, или Конторе, как говорили в поселке. Только начало светать и старик, что сторожил Контору, должен был быть на месте. Этому деду было уже далеко за шестьдесят, но крепок он был, как сорокалетний. Ни одного седого волоса на голове - русый, как юноша, и всегда аккуратно подстриженный, с аккуратным пробором и зачесанным вправо чубом. И только седина усов, да изредка появляющаяся пегая щетина выдавали его возраст. Звали его Матвеевичем. Жил в поселке с самых первых домов, золото мыл еще при царе. Видел революцию, гражданскую войну, сидел в лагере, как старатель-частник, поднимал безжалостный "Дальстрой" в страшных тридцатых, мыл золото для фронта и страны в сороковых, охотился... Короче, не дед, а кладезь знаний и опыта. Вот к нему-то и бежал Виктор.
Как он и думал, дед был на месте - входная дверь была закрыта изнутри. Свою ночную жизнь он проводил в маленькой каморке, разместившейся в самом дальнем углу здания Конторы. Здание было одноэтажным и длинным, как конюшня. Внутренняя часть его состояла из коридора, на скрипучую длину которого были нанизаны десяток-другой кабинетов. Все они были такими же крохотными, как каморка сторожа и насквозь пропахшими застарелым табачным дымом, кожей потертых диванов и бумажной пылью. Но была в здании и большая комната. Эту комнату занимала техническая библиотека - гордость Виктора, теперь уже секретаря парткома шахт. Всеми правдами и неправдами он добывал для неё книги: доставал через Госснаб СССР, выписывал через знакомых военных связистов, заказывал морякам на побережье и лётчикам, которые прилетали в посёлок... Через год после своего назначения, Виктор довел их количество в библиотеке до трёх тысяч! И постепенно захудалая приисковая "техничка" превратилась в весомую, классическую библиотеку. Его старания были замечены и оценены - на районном партийном пленуме Виктора поставили в пример, что составляло его тайную гордость.