Шрифт:
«Симбирск». 29 декабря
Скучный, почти осенний день. Кормовая качка усиливается, делается крайне нудной, испытываю противное чувство какого-то особенно неприятного давления на мозг, тем не менее борюсь. Под руку с Ф.Д. Высоцким бегаем по палубе; крен иногда достигает 20–30 градусов, но движение и чистый морской воздух помогают бороться с приступами специальной на море болезни. Ф.Д. невосприимчив к качке и чувствует себя отлично. Но самый счастливый пассажир – это французский дипломатический курьер. Раньше, по-видимому, бравый солдат, а теперь веселый толстяк с зубочисткой за ухом. Ест, пьет и спит с нескрываемым удовольствием – счастливое олицетворение народа-победителя.
Кают-компания мало интересна. Средний стол – преимущественно русские, здесь же весельчак француз, сдружившийся с другим весьма тощим французом и еще более тощим англичанином и нашим отставным есаулом в штатском. Эта компания обильно пьет.
Напротив недавно перенесший тяжелую операцию коммерсант, с виду очень похожий на грека, в действительности Иванов из Москвы, богатый человек, имеющий большие дела в Японии.
Первому за столом подавали Ф.Д., как важному старому клиенту Добровольного флота, затем мне, сидевшему справа от капитана, и потом уже капитану – добродушному рязанцу.
Ни на английском, ни на американском корабле капитан своих прав на первенство за столом никому не уступает.
В углу – стол с англичанами. К ним примостился какой-то сильно европеизированный желтый.
В другом углу сидели японцы.
Большую заботу вызывали китайцы: свободные места были только около японцев, но оказывается, что они никогда не садятся с японцами и ненавидят друг друга самым искренним образом. Недаром мне кто-то передавал во Владивостоке вопрос китайцев: когда же мы будем гнать японцев? – они, китайцы, обязательно помогут нам.
Китайцы, все трое, – весьма безобразные с виду и очень чувствительные к качке. Они подсели к особому дамскому столу.
Дамы были в ужасе, тем не менее должны были переносить общество своих желтых кавалеров. Что сказали бы английские леди? Столы, впрочем, очень быстро опустели. Качка делала свое дело. Ночью почти никто не спал. Трепало отчаянно, да и душно было до невозможности, несмотря на открытые люки и снег на море, – топили немилосердно.
Цуруга. 30 декабря
Разбудили в 6 часов. «Симбирск» уже стоял на якоре в бухте Цуруга, ближайший к Владивостоку северный порт Японии. Кругом чудесные, несколько суровые горные виды. Перед глазами тонкая, мастерски сработанная гравюра.
Торопят на медицинский осмотр. Вскоре появляется японский врач и фельдшер. Осматривают по классам и больше по внешнему виду. Конечно, ряд недоразумений, путают фамилии, не могут всех собрать. Вообще, порядок не налажен, а наша публика слишком отвыкла от какой-либо дисциплины.
Третьеклассный осмотр особенно затянулся. Там какая-то резвая девочка все время убегала, за ней металась по палубе мать, ловили ее представители пароходной администрации, а шалунья все время пряталась и задерживала осмотр. Японцы добродушно улыбались, здесь, видимо, не принято сердиться на детей.
Привалили к пристани прямо у железнодорожного вокзала.
Процедура выдачи паспортов оказалась значительно сложнее медицинского осмотра и, во всяком случае, гораздо бестолковей. Администрации явилось слишком много; публику разбили «по языкам» и в конце концов все перепутали. Мой паспорт, подготовленный к выдаче в первую очередь, куда-то исчез. Все нервничали, так как все яснее становилось, что к 9-часовому экспрессу никто не поспеет. Придется тащиться целую ночь.
У стола, где говорили по-русски, моего паспорта не было. Говоривший с японским чиновником наш соотечественник никак не мог объяснить японской власти, что такое надворный советник. Власть начинала подозрительно коситься на смущенного соотечественника. Прошло добрых четверть часа – задача оставалась неразрешенной.
Рядом слышались вопросы, на которые потом пришлось отвечать и мне: кто ваша бабушка? какой она национальности? где живет? где вы были в таком-то году и чем занимались? Вопросам анкеты не предвиделось конца. Среди русских пассажиров большинство – евреи, это удваивало любознательность японских чиновников. Всего любопытнее то, что чем нетерпеливее делался пассажир, изведенный допросом, тем все любезнее и любезнее улыбался японец.
До отхода экспресса оставалось немного времени. Я пустил в ход бывшую у меня визитную карточку знакомого по Владивостоку японского офицера – желтые чиновники стали сговорчивее.
Вскоре появилась новая неожиданная помощь. Сквозь толпу протискивался японский полковник Генерального штаба Исомэ132, прибывший по поручению японского военного министра встретить меня и доставить, со всевозможными удобствами, до места назначения. Я направлялся в Йокогаму. После обмена приветствиями принялись вместе за поиски паспорта, что вскоре увенчалось успехом.