Шрифт:
– Кто хочет нас отнять? – спросил он с мокрым от слез лицом.
– Кто? Папа – вот кто!
О, теперь ей уже стало немного легче. Мысли опять пришли в порядок. Слишком силен был удар. Она позвонила по телефону Михаэлю, и тот сказал, что будет еще часа два в своем бюро и ждет ее.
Лиза немедленно села в автомобиль. В начале десятого часа она подъехала к дому Михаэля. Михаэль сидел за своим письменным столом, утомленный, изнервничавшийся, и диктовал письма Еве Дукс.
– Сейчас я буду к твоим услугам, Лиза, – сказал он с усталою улыбкой. Ева безмолвно встала и вышла из комнаты.
– Ну, как твой голос? – спросил Михаэль.
Тут только он заметил необычайное волнение и бледность Лизы. С ее ресниц закапали слезы. Его лицо омрачилось…
– Старая история? – спросил он. – Отчего вы не можете расстаться мирно?
Эти бесконечные переговоры о разводе замучили его.
Лиза бросила на стол письмо адвоката и вызов в суд.
– Прочти это, Михаэль, прочти! – крикнула она. – Венцель негодяй! Отъявленный негодяй!
– К чему эта горячность, Лиза? – сказал Михаэль и досадливо наморщил лоб. Он пробежал обе бумаги.
Лиза расплакалась.
– Ты должен мне помочь, Михаэль! – взмолилась она. – Я этого дольше не выдержу! Неужели я в самом деле такая женщина, которой нельзя доверить воспитание детей?
Михаэль посмотрел на нее ясным взглядом.
– Я ни о чем не хочу спрашивать, – сказал он, подумав немного. – Это твои частные дела, они меня не касаются. Советую тебе, как советовал всегда: разведись мирно с Венцелем. Завтра утром я переговорю с вашими адвокатами и постараюсь быть посредником.
– Венцель шатается с этой леди Уэсзерли по парижским шантанам. Я знаю, чего он хочет! – крикнула Лиза.
Она провела тревожную ночь и заснула только под утро. Телефонный звонок адвоката разбудил ее. Юстиции советник Давидзон просил ее заехать к нему еще в утренние часы.
Юстиции советник сначала бегло просмотрел документы, затем принялся изучать их весьма основательно. Он даже поворачивал их, чтобы посмотреть, нет ли чего-нибудь на оборотной стороне. Наконец, забарабанил волосатыми пальцами по столу. Теперь он сосредоточился настолько, что мог вспомнить все подробности дела Венцеля Шелленберга против Елизаветы Шелленберг.
– За вами наблюдали, сударыня, – объявил он вдруг.
– Наблюдали? Кто? – Лиза побледнела.
– Из письма моего коллеги явствует, что вы в течение нескольких месяцев находились под наблюдением.
– Это подлость!
– Да, это, конечно, некрасиво, – ответил Давидзон и покачал головой. – Есть, видите ли, адвокаты, которые не останавливаются ни перед какими средствами. Спрашивается только, в какой мере эти наблюдения соответствуют истине. Вы провели три месяца на итальянской Ривьере. Мой коллега утверждает, что в продолжение двух месяцев у вас гостил и проживал вместе с вами один друг. Некто, – позвольте-ка поглядеть, – некто доктор Фридрих, жительствующий на Ахенбахштрассе, 5. Это верно, сударыня?
Глаза у Лизы сверкнули.
– На такие вопросы я не отвечаю! – сказала она.
Юстиции советник снисходительно улыбнулся.
– Мне, своему адвокату, вы могли бы спокойно ответить, сударыня. Вы были несколько неосторожны, но, пожалуйста, не волнуйтесь. Мой коллега утверждает далее, что и в Берлине вас уже иногда навещал этот друг и уходил от вас только утром.
– Это утверждение – презренная ложь! – крикнула Лиза.
Адвокат опять снисходительно улыбнулся.
– Вам не следует волноваться. Быть может, у вас ненадежная прислуга. Так мне кажется. Здесь указаны числа.
Лиза поклялась себе рассчитать сегодня же обеих горничных. (И одну из них действительно рассчитала: польку, которая не выдержала ее строгого допроса и выдала себя. Лиза отвесила ей две оплеухи и в тот же час выгнала ее вон.)
– Что касается детей, – продолжал адвокат, – то к этому не стоит относиться серьезно. Вы докажете, что дети получают тщательное воспитание и не остаются целые ночи без присмотра, когда обе служанки уходят веселиться.
– Все это возмутительно! Нельзя выразить, как все это возмутительно, и какая это бесстыдная ложь!
– Знаю, знаю, – успокоил ее адвокат. – Это все не беда. А вот еще замечание, которое мой коллега весьма бестактно счел нужным включить в свое прошение, замечание… позвольте, мы его сейчас найдем. Он утверждает, будто вы через несколько дней после рождения первого ребенка выразились о нем так: несколько фунтов мяса – и какой уродец!
Тут Лиза в негодовании вскочила:
– Мне приходится иметь дело с самым низким на свете подлецом и проходимцем! – закричала она.
Адвокат тоже встал и, сделав умоляющий жест, попросил ее сесть и не волноваться.