Горечь подступила к горлу. Потому Тали пропала? Она исцеляла прошлым вечером? А если ей стало плохо из-за боли?

– Мерлиана? – чародей стукнул костяшками по столу. – Девочка?

– У… у вас еще осталось немного пинвиума, да? Почему ваши Забиратели не помогут?

Он посмотрел на Джеатара и кашлянул.

– Моя поставка тоже в пути, прибытие отложили из-за интереса герцога в Верлатте. Для такого исцеления у меня не хватает рук. А оставшихся запасов хватит лишь на боль пары сломанных костей.

Холодный чай пропитал блузку и добрался до кожи, но мне уже было холодно. Это объясняло секретность и мое похищение. Если люди подумают, что я могу помочь, они облепят меня. Но Джеатару не стоило так бояться. И он не врал, я узнала о Тали.

– Они хотят, чтобы я исцелила их дочь и передала боль им, пока Лига не пополнит запасы.

Он рассмеялся, и остатки моего спокойствия развеялись.

– О, нет, не совсем так. У них есть другая цель для боли, - он встал и жестом поманил меня. Я опустила стакан на дорогущий стол и пошла за ним.

Мы прошли в другую комнату. Маленькая темноволосая девочка лежала на столе с одной стороны, ее конечности были в крови, кожа – серой. Рядом с ней женщина в шелках плакала в плечо мужчины, одетого лучше чародея. Он поднял голову, когда мы вошли.

– Это она? – отвращение смешалось с отчаянием. – Она согласна?

Грязный светловолосый мужчина стоял за ними, мял кепку рыбака в руках. Сорняк в вазе цветов.

Взращенные улицей инстинкты говорили мне бежать. Аристократы басэери не работали с рыбаками, пока они не хотели что-то, что легко не получишь. Этот человек мог быть тут только для одного.

– Милая, эта семья хочет заплатить тебе тридцать оппа за исцеление их дочери и передачу боли тому человеку.

Все после «тридцати оппа» было размыто. Я могла и за полгода столько не заработать. Если я сделаю это, мне не будет нужно работать, пока я ищу Тали.

Я посмотрела на рыбака. Выгоревшая кепка, выгоревшие штаны и рубашка. Они платили ему или заставляли?

– Не знаю…

– Ты говорил нам, что она это сделает, Зертаник, - крикнул отец.

Зертаник, чародей, вскинул руки, помахав ими, словно они горели.

– Дайте ей время, мы обрушили на нее все. Милая, дитя умирает. Нет времени.

– Она просто хочет больше денег. Пятьдесят оппа.

Мой выдох было слышно в Верлатте. Пятьдесят оппа! Так можно было бы нанять кого-то искать Тали, и мне бы осталось еще на месяца. Но…

– Простите, но это не правильно. Он не сможет работать, когда я передам боль.

– Ему хорошо заплатят, - прошептал Зертаник.

Может, но мне это не нравилось. Они словно покупали нас, как другие товары.

– Я не знаю, сколько боли передам ему.

– Но мы знаем, что боль делает с ней, - заголосила мать. Отец обнял ее.

– Ты дашь нашей дочери умереть? – сказал он, глядя с угрозой, словно меня это убедило бы. Я уже была виновата.

Ради святой Сэи, это не моя вина. Не мне решать, кому жить, а кому умирать. Мне нужно было заботиться о своей семье, а осталась только Тали.

– Я сделаю это, если и вы возьмете немного ее боли. Троим ее будет проще вынести, пока вы не дождетесь Целителя Лиги.

Мать снова закричала, в этот раз от ужаса. Отец посмотрел на меня, словно я заставляла его есть землю.

– Мы? Мы важные представители герцога, девочка. Если мы будем прикованы к постели, то не сможем выполнять работу.

Вина испарилась. Конечно, они думали, что жизнь их дочери важнее, чем рыбака. Они были такими же, как и все аристократы басэери, которые выгоняли семьи из домов, когда началась оккупация герцога, следя, чтобы мы вели себя прилично и не мешали поставке ценного пинвиума. Бунтовать без еды сложно. Я скрестила руки на груди.

– Простите, но мой ответ нет.

Голоса взорвались. Отец кричал, мать выла, Зертаник пытался их заглушить. На миг ему удалось призвать к тишине, и раздался тихий голос.

– Прошу? Ради меня? – сказал рыбак.

В его словах было столько печали, что я чуть не заплакала.

– Вы не знаете, о чем просите.

– Знаю. Прошу, мисс, я потерял лодку пару месяцев назад. Я не могу работать, а у жены будет четвертый ребенок, - он кивнул на родителей. – Они предложили год платить ренту, если я помогу. Пока мне будет плохо, смогут работать мои старшие мальчики. И они умеют рыбачить, так что мы не будем голодать.

Нет, я не хотела этого снова.

– Вы можете умереть.