— Есть этот грех разделения на «своих» и «чужих», — с горечью сказал батюшка, возглавлявший Крестный ход. — Но разве разделился Христос?

Это вопрос апостола Павла, обращённый к коринфянам, говорившим «я Павлов», «я Аполло- сов», «я Кифин», «а я Христов»: «Разве разделился Христос?» (1 Кор. 1, 12—13). Этот вопрос обращён и к нам, немощным, уже не способным повторить подвиг первохристиан, единых в огненной любви к Богу и опытно знающих о единстве святых. Мы другие уже — разобщённые. А только тоскует душа от этой разобщённости, и обжигает болью вопрос: разве разделился Христос?

Московская художница Елена Евдокимова рассказала мне однажды о том, как она чуть не ослепла. Зрение у неё ухудшалось так стремительно, что художница в ужасе понимала — она теряет профессию, погружаясь во тьму. Друзья Лены мобилизовали все связи и устроили её на операцию к знаменитому академику Святославу Федорову. Операция была опять же образцово-показательной — на ней присутствовали американские врачи, ибо Федоров считался кудесником и лучшим специалистом в глазной хирургии. Тем огорчительней был результат — зрение не восстановилось.

Нужна была повторная операция, и Елена поехала за благословением к архимандриту Иоанну (Крестьянкину). А старец благословил так:

— Какой врач ведёт приём, к тому и иди и ложись на операцию в любой назначенный им день.

Приём в Федоровском центре вёл на этот раз совсем молодой хирург-офтальмолог.

— В какой день вам удобней лечь на операцию? — спросил он.

— В любой.

— Вот и хорошо. Запишу вас на четырнадцатое февраля.

После операции, сделанной четырнадцатого февраля молодым хирургом, зрение быстро и полностью восстановилось.

— Только позже я догадалась, — рассказывала Елена, — что четырнадцатое февраля — день памяти мученика Трифона, известного своей помощью людям со слабым зрением. Если бы вы знали, сколько чудотворений совершается по его молитвам! Обязательно побывайте в храме мученика Трифона. Это великий святой.

Выбраться в храм святого мученика Трифона Апамийского удалось нескоро. Приезжаем с подругой и удивляемся — храм расположен прямо посреди шумного московского шоссе, и с двух сторон его огибают потоки машин. А почему так, мы узнали уже от прихожан храма.

Оказывается, раньше на этом месте был лес — Сокольники. А назывался лес Сокольниками потому, что здесь велась соколиная охота. Однажды на охоте у царя пропал его любимый сокол. И царь в гневе повелел казнить своего сокольничего боярина Трифона, если тот не отыщет царского сокола. День и ночь искал боярин сокола в лесу, плакал, молился и особо взывал о помощи к своему небесному покровителю — святому мученику Трифону. Измучился боярин, устал и задремал, присев на пенёк. А в тонком сне ему явился святой мученик Трифон и указал на ель, где сидел на ветке пропавший сокол. Обрадовался боярин, отыскав сокола, и на месте явления святого мученика Трифона воздвиг храм в его честь. Для этого храма и была написана чудотворная ныне икона мученика Трифона, где на плече у святого сидит сокол.

У чудотворной иконы мученика Трифона исцеляются, говорят, многие. Во всяком случае, когда после службы прихожане потянулись прикладываться к чудотворной иконе, то и дело слышались разговоры о том, что Павел Петрович после молебна мученику Трифону перестал носить очки, а у Ванечки, ослепшего после аварии, стало восстанавливаться зрение.

— Мне лично святой Трифон помогает от беснования, — вмешалась в разговор женщина, убиравшая в храме. — У меня муж как выпьет, так начинает всё крушить. Сын ругается, чуть не в драку лезет, а я уговариваю его: «Давай лучше молиться мученику Трифону». Сын сначала не верил, а потом убедился — только начинаем читать акафист мученику Трифону, как муж утихает, прощения просит и, как зайчик, ложится спать. Так-то он хороший, а выпьет — беда.

— А мне мученик Трифон помог с работой, — тихо сказала молодая женщина В., просившая не называть её имени.

Мы разговорились, и В. рассказала свою историю. Она окончила сценарный факультет ВГИКа в разгар перестройки и обнаружила, что не может работать в современном коммерческом кино.

— Пипл теперь хавает только обнажёнку и кровавики про бандюганов, — убеждал её знакомый продюссер.

Но В. не могла пересилить брезгливость, как не могла считать русский народ тем самым «хавающим пиплом». Она безуспешно искала другую работу, а потом поехала на совет к своему духовному отцу архимандриту Иоанну (Крестьянкину). А старец благословил её петь на клиросе в храме мученика Трифона и молиться, уповая на помощь святого. И выпускница ВГИКа влюбилась в это особое молитвенное церковное пение.

— Я всегда жалею, — рассказывала она, — что литургия кончается так быстро, будто минута пролетела, а не два часа. Надо, оказывается, уходить из храма, а не хочется уходить.

Однажды В. навестил её однокурсник, работающий теперь в рекламе и разбогатевший на ней. Посидели за столом, вспоминая талантливых ребят из ВГИКа, работающих ныне кто в бизнесе, а кто в кочегарке.

— Помнишь, как мы мечтали делать настоящее кино? — говорил однокурсник. — А теперь по телевизору одна пошлятина. У меня к тебе предложение — я готов вложить деньги в кино. Давай соберём наших ребят и попробуем снять человеческий фильм?