– И?!

– И вот сижу перед тобой, целый и невредимый. Я не помню, что именно произошло в тот момент. Какая-то вспышка или облако вокруг меня. В любом случае это сыграло роль парашюта, и я опустился на асфальт мягко и плавно, как птичье перо.

– Ты мне не врешь?

– Нет. С какой стати мне врать? Потом, на следующий день, я нашел чьи-то большие деньги, и с тех пор на это живу. Как ты думаешь, все, что со мной случилось, может быть причислено к разряду совершенно особенного?

– А как ты нашел эти деньги? – Настя затаила дыхание, словно заранее знала его ответ и теперь боялась его спугнуть, точно ответ был редкой, необходимой ей для коллекции бабочкой.

Рома смущенно хмыкнул:

– Ну, вообще-то…

– Ну говори же! Я очень тебя прошу!

– Вообще-то я их, можно сказать, украл из чужой машины. Но вот откуда я узнал о том, что именно в этой машине лежат деньги, я тебе объяснить не могу. Я доехал до метро «Сокол», добрался до новой высотки, оказался во дворе, там нашел синий «Ауди», вскрыл его, забрал портфель с деньгами. Знаешь, в таких еще носят ноутбуки.

– А что-то еще, кроме денег, там было, в том портфеле?

– Документы были, – кивнул Рома. – Вообще все выглядело так, словно кто-то приготовился к побегу. Там был дипломатический паспорт, авиабилет и какие-то бумаги на испанском, думаю, что свидетельства на собственность.

– А чьи документы?

– В смысле?

– Ну, я имею в виду, на чье имя? Должны же были там быть имя и фамилия?

– Вот фамилию, хоть убей, не помню, а имя – да. Редкое имя. Герман.

Настя увидела впереди столб с указателем «Затиха, 4 км» и, пригнувшись к рулю, выжала полный газ.

Они въехали в деревню около шести часов вечера, когда на смену изнуряющей жаре пришла приятная прохлада, насыщенная запахом травы и полевых цветов. Северный ветер выдул остатки зноя и теперь закручивал на двух пыльных улицах Затихи крохотные смерчи, хлопал форточками, уцелевшими в полусгнивших рамах брошенных домов. Над запустением и жутью ветхих жилищ нависал огромный, выстроенный без особого вкуса дом из красного кирпича, обнесенный высоченным забором. Из трубы его уютно вился белый дымок, а на лавочке возле калитки сидел старик Горшков. Ноги его были обуты в валенки. Он прислонил ладонь ко лбу на манер козырька и, слегка прищурившись, наблюдал за приближавшимся автомобилем. Стоило Насте остановиться, как Горшков вскочил и резво открыл ей дверцу, предложил руку:

– Ну наконец-то! А я уж в чайнике заварку три раза менял, чтобы свежая была. Все жду вас, жду, а вы все не едете. Случилось что-то по дороге? – участливо спросил он у Романа, разглядывая следы муравьиной атаки.

– Здравствуйте. – Роман, отдуваясь больше от смущения, вылез и подал старику руку, но тот словно и не заметил дружелюбного жеста.

– Да вот случилось. – Настя была рада Горшкову, словно старому доброму знакомому. – Рома нечаянно в лес из ружья выстрелил, а на него муравьи напали, я их еле отогнала.

– Понятно, понятно. – Горшков часто-часто закивал. – Этого они не любят, когда по ним из ружья. Что с них взять? Одно слово – тварь Божья. Сплошные инстинкты, и больше ничего.

– Знаете, мне показалось, что какие-то они совсем не Божьи, – несмело возразила Настя. – Я их святой водой отогнала.

Горшков, словно не расслышав ее слов, поманил за собой. Весь двор был усыпан облетевшими осенними листьями, похожими на разноцветный ковер.

– Раньше здесь один песок был и камни. Надоело. Вот решил листвы для разнообразия добавить. А что? По-моему, красиво вышло, – похвалился старик.

– А с каких деревьев эти листья-то? – повертев головой по сторонам, спросил Рома. – Что-то не видно деревьев, да и до осени далеко.

– Если захотеть, можно и осень приблизить, – загадочно ответил Горшков и пригласил их в дом, откуда доносился вкусный запах домашней выпечки и мурлыкал джаз.

Чаепитие было в самом разгаре, Настя с Горшковым обменивались какими-то банальностями, Рома же вообще предпочитал молчать. Все трое словно выжидали чего-то, а за окном тем временем сгустились сумерки. Вообще темнело здесь совсем не так, как должно темнеть в средней полосе, а по-морскому быстро. Разговоры за столом стихли: Горшков по-старомодному дул на блюдце, Настя, разомлевшая после чая, обмахивалась салфеткой. И тут Рома, сам от себя не ожидая, брякнул:

– А вы, собственно, кто такой? То, что вы Настин знакомый, я давно понял, это несложно. А сами-то вы кто? По сути своей, так сказать? Осень приближаете, живете в таком месте, где муравьи на людей кидаются…

– Сынок, – участливо обратился к Роме старик. – А сам-то ты кто? Сто к одному, что ты этого не знаешь.

Рома сразу оборзел:

– Вы мне зубы-то не заговаривайте бреднями вашими. Вы какой-то шаман навроде Чумака или этой… Как ее? Джуны! За бабки лечите-калечите, а здесь у вас вроде дачи? Так, что ли? Что значит «кто я такой»? Романом меня зовут, а в подробности своей биографии я вас посвящать не намерен. Извините, что я так резко, просто мне ваш вопрос и утверждение, что я не знаю, кто я такой, пришлись, мягко говоря, не по душе.