Вселенная тем временем билась в предсмертных судорогах вокруг него.

— Принесите мне зеленый салат, — сказал он.

— Может быть, вы позволите мне предложить вам свою печень? — спросило животное. — Она будет сочной и нежной, я ведь откармливало себя несколько месяцев.

— Зеленый салат! — выразительно произнес Артур.

— Зеленый салат? — переспросило животное, с неодобрением глядя на него.

— Вы хотите сказать, — спросил Артур, — что я не должен заказывать зеленый салат?

— Я знаю множество овощей, — сказало животное, — мнение которых по этому вопросу совершенно однозначным. Собственно, именно поэтому и было, в конце концов, решено разделаться с проблемой и вывести породу животных, которые бы хотели быть съеденными и могли ясно об этом заявить. И вот, я перед вами.

Оно отдало легкий поклон.

— Стакан воды, пожалуйста, — сказал Артур.

— Послушайте, — сказал Зафод, — мы хотим есть, а не обсуждать проблемы. Четыре бифштекса с кровью, и поскорее. Мы не ели пятьсот семьдесят шесть тысяч миллионов лет.

Животное поднялось на ноги и радостно хрюкнуло:

— Прекрасный выбор, сэр, позволю себе заметить. Великолепно, сейчас побегу и застрелюсь.

Оно обернулось к Артуру и дружелюбно ему подмигнуло:

— Не беспокойтесь, сэр, я сделаю это очень гуманно.

И оно, неторопливо переваливаясь, направилось на кухню.

Несколько минут спустя официант принес им четыре огромных дымящихся бифштекса. Зафод и Форд набросились на свои, не колеблясь ни секунды. Триллиан подумала, пожала плечами и тоже принялась за свой.

Артур смотрел на бифштекс, ощущая легкую тошноту.

— Эй, землянин, — сказал Зафод со злорадной улыбкой на том лице, рот которого не был набит, — что тебя гложет?

Оркестр продолжал играть.

Люди и вещи в зале ресторана веселились и болтали. Атмосфера была наполнена разговорами о том и о сем, смесью ароматов экзотических растений, экстравагантных блюд и таинственных вин. На бесконечные расстояния вокруг вселенский катаклизм близился к грандиозной кульминации. Кинув взгляд на часы, Макс вновь вышел на сцену, лучась улыбкой.

— Итак, дамы и господа, — воссиял он, — всем напоследок хорошо и весело?

— Да! — закричали те, кто всегда кричит «да», когда комедианты спрашивают, весело ли им.

— Прекрасно! — возликовал Макс. — Великолепно! И, пока фотоновые бури закручиваются в смерчи вокруг нас, готовясь разнести в клочья последние красные солнца, я знаю, что вы усаживаетесь поудобнее, чтобы вместе со мной насладиться тем, что, я уверен, будет для нас бесконечно волнующим и незабываемым зрелищем!

Он остановился и обвел публику сияющим взглядом.

— Поверьте мне, дамы и господа, — сказал он, — абсолютно все здесь — в последний раз.

Он снова сделал паузу. Сегодня он вел программу безупречно. Вечер за вечером он отрабатывал это шоу, раз за разом. Хотя, впрочем, слово «вечер» не имело никакого смысла здесь, на самом краю времени. Здесь было одно лишь бесконечное повторение заключительного момента, и ресторан медленно перекатывался вперед и назад через последнюю грань времен. Но этот «вечер» был особенно хорош. Публика всецело была в его несимпатичных руках.

Его голос зазвучал тише. Приходилось напрягать слух, чтобы услышать его.

— Это конец, — произнес он, — решительный и бесповоротный. Исчезнет все, что было когда-либо сотворено.

Он еще больше понизил голос. Даже муха не решилась бы кашлянуть в наступившей тишине.

— Дальше уже не будет совсем ничего. Пустота. Забвение. Ни-че-го.

Его глаза снова блеснули. Или он моргнул?

— Ничего. Кроме, конечно же, тележки с отличнейшим выбором альдебаранских ликеров!

Оркестр грянул вслед его словам. Но он не видел в этом никакой необходимости. Артист его масштаба не нуждается в оркестре. Он сам играет публикой, как будто она — его инструмент. Они смеялись с облегчением. Смеялся и он.

— На этот раз, — весело крикнул он, — вам незачем думать о похмелье наутро. Ведь утр больше не будет!

Он лучезарно улыбался довольной, смеющейся публике. Он поднял глаза к небу, с мертвенным однообразием проделывавшему то же, что и каждый вечер, но поднял их лишь на краткий миг. Он доверял небу делать свое дело, как один профессионал доверяет другому.

— А теперь, — сказал он, прохаживаясь по сцене, — рискуя разрушить удивительную атмосферу гибели и опустошения этого вечера, я бы хотел поприветствовать некоторых наших гостей.