Пока я запихивала в себя яичницу с сосисками и без конца сморкалась в эти дурацкие одноразовые платки, мать успела прочитать мне лекцию о том, что из меня ничего не выйдет, если я буду и дальше «потворствовать своим слабостям». Кому бы угодно испортило аппетит. Я бросила вилку и, не доев, встала из-за стола. Хотя бы в ванную никто не вломится вслед за тобой. Я защелкнула задвижку и поставила чашку с кофе на стиральную машинку. В ванной облаком висел сигаретный дым после того, как здесь побывал отец, и я подумала, что можно будет всё свалить на него. Я достала из отцовской заначки сигарету, села на край ванны и закурила. Кофе ещё не успел остыть, и, в общем-то, учитывая кофе и сигарету, я, наконец, получила то, что требуется нормальному человеку с утра. Пока в дверь ванной не начали колотить. Пришлось тушить недокуренную сигарету и топить окурок в унитазе.

 Началась оттепель, и я поспешила влезть обратно в свой любимый пиджак, натянув его на свитер. В том жлобском пуховике, в котором я ходила в морозы, я была похожа на курицу, в них все похожи на куриц; и только подходя к метро, я поняла, что оставила в кармане пуховика проездной. В автобусе было проще поднырнуть под вертушки, и я поехала в центр на автобусе.

 Антон должен был ждать меня на Смоленской. Мы уже выяснили с ним по телефону, что он, прямо как я, не часто балует школу своими посещениями.

 Я встала за выступом стены и какое-то время наблюдала за входом в метро. Антон стоял посреди закрытого дворика у входа вместе с двумя незнакомыми мне парнями. Они над чем-то гоготали, до меня долетали обрывки фраз. Смех у Антона был высокий и прямо по нервам мне бил, я невольно морщилась.

 Что-то в его смехе мне не нравилось. Казалось, он был младшим среди них, может, радовался, что они взяли его с собой: во всяком случае, оба парня, что с ним были, казались здоровее, и вообще выглядели так, будто из всех уроков посещали одну физкультуру. Этот Антон был мне никто, но мне всё равно было почему-то неприятно, как будто его положение в этой дурацкой стае каким-то образом касалось теперь и меня.

 Меня без конца толкали проходящие люди. Почему-то мне не хотелось подходить к ним. Я посмотрела в сторону проулка, и мне вдруг подумалось, что очень просто нырнуть туда, и уйти восвояси. В этот момент кто-то особенно сильно меня пихнул, и я буквально вылетела на середину площади. Антон заметил меня и радостно замахал мне рукой.

 - Привет, - сказала я, подходя к ним.

 - Привет, - сказал Антон.

 Кроме Антона никто со мной не поздоровался, те двое только окинули меня взглядом с ног до головы, и я тут же пожалела, что вообще открыла рот. Может, у них вообще было не принято здороваться с девушкам. Вечно я проявляла дружелюбие не к месту.

 Это смутило меня, и я ещё больше пожалела, что не сбежала вовремя.

 Эти двое шли впереди, но Антон держался рядом со мной. «Мы ищем «коней»», - тихо поведал он мне, и этот околофутбольный сленг, нисколько ему не шедший, показался мне смешным и жалким. Его, кажется, распирало от гордости потому, что я, вроде как, была его девушкой, была с ним.

 - Только если мы будем драться, уйди, ладно? Чтобы тебя не задели, - проговорил он заботливо.

 Я фыркнула, но промолчала.

 Арбатские переулки были заснежены и по-будничному пусты. Чернел расчищенный асфальт. Капало с крыш. Никаких коней и в помине не было. Вообще никого не было. Одного из тех двоих, коренастого, белобрысого и розового, почти альбиноса, - кажется, его звали Пашей, - мое присутствие всё больше бесило.

 - Слушай, может, у тебя дома дела какие-нибудь есть? – наконец, рявкнул он, оборачиваясь и становясь передо мной.

 Я замерла, физически ощутив почти сто килограммов агрессии рядом с собой. Волна страха захлестнула меня и заставила покраснеть до слез, до полной неспособности думать.

 - Нет у меня дел, - огрызнулась я, но ни мои слова, ни мой тон его не обманули.

 Он снова оглядел меня мрачно и неприязненно.

 - А то, может, пошла бы, занялась ими?

 Второй парень, которого мне никто не представил, стоял и ухмылялся.

 Я знала, что нельзя уходить, когда тебя гонят. Ни за что. Надо стоять на месте. Мои глаза метнулись к Антону, - тот выглядел растерянно, - и снова вернулись к этому Паше и затравленно (как мне представлялось позже) в него впились.

 Я невольно отступила на шаг.

 - Да пошёл ты, - выдавила я.

 - Я бы не «пошёл». А вот ты, действительно, шла бы отсюда. Иди, - сказал он. Каждое слово он будто выплёвывал мне в лицо.

 Они все смотрели на меня, словно гнули к земле этими взглядами. А я ведь даже ничего им не сделала. Я никогда никому не нравилась, кроме таких вот чудиков, как этот Антон, - мелькнуло у меня в голове, и эта мысль внезапно сломала меня.

 - Урод, - сказала я, но уже уходила. Уже сделала шаг в сторону, остановить отступление теперь было невозможно, я развернулась и пошла прочь.

 Антон стоял, повесив голову, и новая мысль пришла мне в голову. Я обернулась.

 - Ты идёшь? – спросила я.

 Он вскинул голову, и посмотрел на меня, как мне показалось, с укором.

 Я видела, как он разрывается между щенячьей преданностью этому жлобскому Паше и второму физкультурнику, имени которого я не знала, и новоявленной преданностью мне. Но не хочет делать выбор. Я сделала ещё один шаг, и Антон решился.