– Тот случай ничего не значит. Катерина – моя племянница, оставшаяся совершенно одна в России. Ей некому больше верить. Вспомните Меншикова, вспомните Долгорукова, — протянул Борис Петрович. С языка Курочкина чуть было не сорвалось острое предложение вспомнить полностью судьбу всесильного временщика, закончившего дни свои под Тобольском. А дочь его так и не стала Императрицей. Вместо этого он решил обратить внимание своего собеседника на другое:

– Вы упускаете одну деталь, Борис Петрович.

– И какую же, Василий Степаныч? – мысль о том, что этот мальчишка может видеть какие-то его промахи, была невыносимой для старого князя. Какой-то юнец будет его поучать? Да, он оступился однажды, но к чему сравнивать совершенно разные случаи. К чему проводить параллели, когда в его руках идеальный инструмент: знай лишь, за какие ниточки дергать. Катерина сделает все ради семьи, даже если это будет идти вразрез с ее понятиями о чести.

– Когда Меншиков задумывал свою авантюру, из возможных престолонаследников существовал только малолетний Петр и лица женского пола – его тетка Елизавета да дочери царя Ивана. А сколько Романовых сегодня могут заявить свои права? Любой из сыновей Александра, коих пятеро, не считая цесаревича…

– Младшему из них четвертый год лишь исполнится, в своем ли Вы уме, милейший?

– Но ему присягнут охотнее, нежели нам. Впрочем, хорошо, забудем о младших Великих князьях. Однако остаются Константин, Николай и Михаил — братья Императора; благо, что их дети — не старше Сергея Александровича. И это счастье еще, что овдовевшая Анна Павловна из Гааги не вернется, Марию Николаевну из-за морганатического брака вряд ли допустят к трону, а Ольга Николаевна близка к титулу королевы Вюртемберга.

– И что Вы хотите этим сказать? — Борис Петрович недобро сощурился: в словах Курочкина, бесспорно, была доля истины, но к чему велись эти речи? Потребовать отменить все планы и мирно сдаться жандармам? Вздор!

Василий пожевал губами, размышляя, как бы лучше подать свои соображения старому князю, похоже, решившему уже, что они находятся по разные стороны баррикад. Нет, безусловно, они далеко не во всем совпадали своими взглядами, однако сейчас им стоило действовать сообща, поэтому единственное, ради чего затеял Курочкин сей разговор, это грамотное обдумывание следующего шага. Промашка не допускалась.

– Не стоит принимать поспешных решений, Борис Петрович, — увещевание не подействовало на старого князя — он лишь сильнее поджал губы, дожидаясь дальнейших слов, — но необходимо подождать. Возможно, этот срок затянется, но чем дольше ожидание, тем слаще вознаграждение, не правда ли? Вы поставили все на свою племянницу, но что, если она не оправдает ожиданий? Насколько мы можем быть в ней уверены?

Остроженский бросил колкий взгляд на собеседника; ему крайне не нравились размышления Курочкина, и в основном лишь потому, что несли в себе зерно истины. Как и любая женщина, Катерина могла оказаться натурой крайне переменчивой. Впрочем, и на это у него было решение.

– Со своей племянницей я разберусь без Вашего участия, милейший, — фраза была произнесена так, что не оставалось сомнений — к этому вопросу хозяин особняка возвращаться не намерен. — А вот если Вы позаботитесь о побочных ветвях — будьте покойны, Вам воздастся. Но помните, что пока это все должно выглядеть естественно. Скажем, большой пожар в Михайловке, или добиться подорванного доверия к супруге Константина Николаевича, совершенно свихнувшейся в своих заботах о бродягах и сиротах, — он развел руками, всем своим видом показывая, что вариантов развития событий больше, чем кто-либо может предположить.

– Вы всерьез намерены оставить в живых лишь главную ветвь?

– Пока народ не проникнется любовью к Катерине и не будет готов принять ее единственной Императрицей. Я хочу видеть страдания Александра, когда на его глазах страна перейдет к невестке, и один за одним погибнут члены его семьи. Он умрет последним.

То, с каким упоением говорил о своих намерениях Борис Петрович, не оставляло сомнений — им овладевало безумие, стоило лишь подумать о судьбе Романовых. Короткие пальчики возбужденно подрагивали, едва-едва сжимаясь, словно бы схватывая фантомные скипетр и державу; чуть ссутуленная спина распрямлялась, и старый князь себя видел не в тени, а уже открыто на троне. Было ли в его идеях место самому Курочкину, стремящемуся лишь к смене власти? Или же, как и прочих, за ненадобностью устранит и его?

Все же, в этом отношении, члены «Земли и воли» были намного понятнее и… честнее?

– Что, если цесаревич не осмелится на помолвку? Он решителен и импульсивен, но не глуп. Кто может поручиться, что он перечеркнет сложившиеся традиции?

– Тогда мы просто сотрем главную ветвь. У Вас ведь был план, Василий Степаныч?

Неровные желтоватые зубы обнажились в улыбке. Как знать – быть может, вправду стоило поддержать князя Остроженского.

***

Российская Империя, Москва, год 1864, январь, 14.