Журналист, казалось бы, отвыкший удивляться, был тем не менее, несказанно ошарашен увиденным. Он словно бы провалился в прошлое и картины давно и прочно забытой отечественной истории, бывшей до того не более, чем суммой бесполезных фактов, неожиданно ожили, обрели плоть и кровь, вспыхнули и заиграли свежими красками, наполнились светом и цветом, звуками и запахами. Журналист выхватил мобильник и принялся с азартом фотографировать всё подряд: толпу, транспаранты, флаги, орущего с трибуны агитатора, почти скрывшийся за поворотом броневичок, мальчишек, вприпрыжку бегущих по обочинам обратно, пешеходов, новый отряд красногвардейцев и снова мальчишек, пристраивающихся к марширующей колонне. Вокруг него гудело, бурлило, хрипело, материлось, гремело медью духовых, фырчало, гоготало, плевалось шелухой подсолнечника и спешило восставшее из небытия минувшее. Исчезнув казалось бы навсегда, безвозвратно, оно необъяснимым образом возвратилось, и вторгнувшись в чуждую ему реальность, на удивление быстро укоренилось, разлилось и потеснило обыденность постсоциалистической России, с её привычными, но знаковыми атрибутами: бюджетными и престижными иномарками, смартфонами и коммуникаторами, читалками электронных книг, mp3-плеерами, нетбуками, ноутбуками, ультрабуками, планшетными и настольными компьютерами, банкоматами, пластиковыми банковскими картами, бутиками, дорогими швейцарскими часами, бандитами, полицейскими и отдыхом в Испании, на Кипре и в Арабских Эмиратах.

Оратор, в последний раз взмахнув треухом, завершил свою пламенную речь. Провожаемый одобрительными криками, он сошёл с трибуны и затерялся в толпе, а на его место буквально взлетел очередной революционный вития. Журналист навел на него объектив мобильной камеры.

– Товарищ!
– журналиста довольно грубо дёрнули за рукав куртки.
– Документики ваши покажите! И разрешение на съёмку!

– Снимать на улице Конституцией не запрещено, - журналист раздражённо выдернул рукав из цепкого захвата неизвестного.

– А ну, прекращай снимать, плесень буржуазная!
– неизвестный нахально схватил журналиста за плечо и развернул к себе.

– Да пошёл ты!..
– выкрикнул возмущённый журналист, отмахиваясь от навязчивого местного жителя.

– Народмил первого разряда Кривобабов, - хватаясь за револьвер, представился бдительный горожанин.
– Руки вверх!

– Я — пресса!
– торопливо скидывая руки над головой, жалким фальцетом воскликнул журналист.
– Центральная!

– Откуда?
– переспросил народмил первого разряда Кривобабов, отбирая у журналиста телефон.

– Из Москвы, - сказал журналист.
– Удостоверение в кармане.

– В каком?
– спросил Кривобабов.

– Во внутреннем. С правой стороны.

– Позвольте, - народмил, расстегнув на журналисте куртку, извлек бордовую книжку.
– Тэк-с, посмотрим. Взаправду журналист. Руки опустите, товарищ. С какой целью, так сказать, прибыли?

– С целью написать статью. Осветить, так сказать, текущие события, - сказал журналист.

– Полезное начинание, - одобрил Кривобабов.
– В каком ключе предполагаете освещать?

– Исключительно в позитивном, - успокоил народмила журналист.

– Разрешение имеется?

– На что?

– На освещение, так сказать, текущего момента, внешней и внутренней политики родимой рабоче-крестьянской власти.

– Нет, - честно повинился журналист.
– Я предполагал, что Закон о средствах массовой информации и Конституция Российской Федерации гарантируют представителям свободной прессы и нашим уважаемым гражданам беспрепятственно получать и распространять общественно значимую информацию.

– Ошибаетесь, товарищ, - сказал народмил первого разряда Кривобабов и весь как-то подобрался, - на территории Перепихонской Советской Социалистической Республики действие вашей (народмил особо подчеркнул «вашей») буржуазной конституции, равно как и ваших буржуазных законов прекращено, полностью и безоговорочно. Правовой статус гражданина ПССР регулируется восстановленной Конституцией РСФСР 1978 года и вытекающими из неё законодательными актами.

– Простите, я не знал.

– Незнание закона не освобождает от ответственности, - назидательно изрёк Кривобабов, вроде бы случайно кладя руку на кобуру.

– Что же мне делать?

– По закону, - Кривобабов расстегнул клапан, - я должен вас задержать и препроводить в участковое отделение народной милиции для установления личности и дальнейшего разбирательства.

– Сколько?
– понимающе осведомился журналист.

– Что вы, товарищ, - сказал Кривобабов, - народная милиция взяток не берёт. Пройдёмте.

– Куда?!

– Пройдёмте, пройдёмте, гражданин, - Кривобабов потащил револьвер из кобуры.

– Подчиняюсь грубому насилию. Но, предупреждаю, я буду жаловаться.

– Шагай вперёд, жалобщик, - народмил ткнул дулом в спину журналиста, задавая направление.

Они пересекли проезжую часть и свернули во двор.

– Стоять!
– приказал Кривобабов.
– Повернись!

Журналист послушно развернулся.

– Милиция взяток не берёт, - народмил убрал револьвер в кобуру, - и я... российскими рублями тоже взяток не беру. Предпочитаю брать деньгами в иностранной валюте.

– Доллары, фунты, евро?

– На ваше усмотрение, товарищ...

– Лучников.
– подсказал журналист.
– Сто пятьдесят устроит?