Эмма оплачивала обедни для всякого сброда, покупала святые реликвии первому попавшемуся аббату, стоило тому поклянчить, она скрупулезно отделяла десятую часть всего, что приобретала, и даже больше, и жертвовала церкви. Она создала дом для несчастных девушек прямо посреди Винчестера, на одном из самых богатых участков. Она строго постилась и долгое время придерживалась запрета святого Бенедикта не есть мяса четвероногих животных, не пила вина по пятницам и четко блюла остальные дни поста. Она, как ястреб, налетала на своих слуг, когда те поминали всуе Божье имя, ходила к ранней обедне с урчащим с голоду животом и делилась одеждой и едой с бедняками на Биллингсгейт.

Она вымаливала прощения и примирения у Кнута и пыталась угодить ему во всем, но только не тогда, когда считала, что он заблуждается в делах религии. Естественно, он довольно быстро посчитал, что благочестие Эммы зашло слишком далеко и вновь стал мечтать о «ветхой» Эмме, хотя и заявил, что хотел бы в дальнейшем избежать новых рогов.

И когда Эдит наконец накинулась на Эмму, та поняла, что действительно должна умерить свое благочестивое рвение.

— Не знает ли леди Эмма, что значит слово «пустосвят»? — спросила Эдит.

Да, Эмме казалось, что знает: разве оно не значит «ограниченно-религиозный» или еще «излишне благочестивый»?

— Я начала думать над значением этого слова в связи с леди Эммой, — холодно констатировала Эдит. — Мне, право же, кажется, что Спаситель удовольствуется чуть меньшим покаянием и охотнее принял бы чуть больше любви.

Венцом усилий Эммы на новой церковной стезе на этот раз стало торжественное перенесение останков архиепископа Эльфеа из собора святого Павла в Лондоне в Кентербери. То, чего она так долго добивалась и что оплатила с помощью короля.

Король посчитал само перенесение останков великим знамением, поскольку уже раньше народ считал их столь священными, что перед именем убитого архиепископа начертал слово «sainkt». Убийство это было последним большим злодеянием датчан, а перенос останков был обещанием короля и королевы, что таким оно и останется. Поэтому король участвовал в выкапывании святого «Elphege» из могилы в соборе святого Павла и помогал перенести в Саутуорк. Там с пением, молитвой и ладаном они были переданы архиепископу Этельноту и его клиру, понесшим их дальше торжественной процессией.

У Рочестера к ним примкнула Эмма, впервые взяв с собой на люди пятилетнего Хардекнута. Она рассказывала ему о святом архиепископе и прежде, но сейчас, когда приблизилась процессия, она вновь все повторила.

— Я была там, когда убили архиепископа, — с гордостью и некоторым трепетом сказала она.

Кнютте выдернул свою руку и в упор посмотрел на мать.

— Ты? — недоверчиво спросил он. — Ты, что, такая старая?

У Эммы перехватило дыхание, пока они не встали на свое место в поющей и молящейся процессии. В этот день единственным, что опечалило ее радость, было отсутствие в стране Торкеля. Он стремился воспрепятствовать убийству архиепископа, но было невозможно справиться с его пьяными соотечественниками. Чтобы искупить это злодеяние, он остался на службе у короля Этельреда и защищал своего конунга до последнего.

Самым печальным же было то, что никто уже не помнил этого, когда она рассказывала о случившемся все те семь дней, во время которых она и ее семья оставались в Кентербери. Столько дней были святые мощи выставлены для обозревания в соборе Церкви Христовой, прежде чем их уложили в драгоценный саркофаг и опустили его с северной стороны алтаря.

Еще задолго до того, как королевским посланием Торкель Высокий был объявлен вне закона, он уже давно уплыл из Англии. Его ленные владения были на время переданы ярлу Хакону, норвежскому изгнаннику, сыну Эрика, ярла Нортумбрии, и его супруге Гюте, сестре короля Кнута. Второй свояк короля Кнута, Ульф Торгильссон, выскочил на первое место среди советников короля и вместе со своим старшим братом Эйлифом занялся флотом.

Ульф гордился, наслаждался своим новым облачением и вел себя благопристойно. Происходил он из рода одного из первейших ярлов Харальда Синезубого и унаследовал огромные угодья в Сконе, на Зеландии и в Швеции. Его шведские владения ему достались по материнской линии; из-за них какое-то время ему пришлось состоять на службе у шведского конунга.

Но Ульф был неугомонной душой и редко смирялся с неудачами. Когда его надежды через женитьбу породниться с Олавом Шведским разрушились, он тут же вспомнил о своем датском происхождении и пошел на службу к королю Кнуту — сей английский король стал к тому же и королем Дании в самое подходящее для Ульфа время. Кнут принял его на службу более чем охотно еще и потому, что тем самым смог щелкнуть по носу шведского конунга. Вскоре Ульф стал ярлом и королевским свояком. А сейчас уже был и одним из наиглавнейших лиц во всей Англии.

Прежде всего Ульф поставил своей целью удалить Торкеля Высокого. И в этом ему неожиданно помогла сама королева Эмма. А потом еще капля змеиного яда в королевское ухо — Торкель-де выражает свое недовольство, — и дни последнего были сочтены.

Незадолго до отъезда Торкеля Ульфу удалось нашептать королю о слухах, будто тот замышляет мстить и собирает корабли других изгнанников и их друзей. И будто суда Торкеля уже видели у берегов Нормандии.

Кнут с трудом верил в эти слухи. Какие друзья могли быть у Торкеля на Севере после того, как он полностью очистил Северное море и английский берег от викингов? Никто не сможет забыть тридцати шведских кораблей, заманенных Торкелем в ловушку и сожженных вместе с людьми.