Я с трудом сдерживал волнение. Неужели тело Ролло не успело сгореть и кто-то может его обнаружить?

— Проделки сатаны, сын мой, — как можно равнодушнее сказал я. — А может, молодежь балуется? Да, во времена Великого Ролло никто не мог себе позволить подобных шуток.

— Твоя правда, святой отец. Скоро Пола возвращается из Юмиэгеса. Дай-то Бог, чтобы все было хорошо.

— Иди с миром, сын мой, и ни о чем не беспокойся.

Вскоре ко мне пришел Вильгельм, который только что вернулся из Юмиэгеса. Он показал мне послание от Риулфа.

«Мы, нормандцы из Котентина, и другие младшие хёвдинги, в будущем станем сами править собой. Повелевайте землей к востоку от Рислы и оставайтесь там. А на западе от Рислы тебе и твоим людям искать нечего».

Вильгельм был сильно встревожен и даже не заметил, что я болен и на лбу у меня выступил холодный пот.

— Если Риулф добьется своего, мы вернемся к тому, с чего мой отец начинал. И конец всем нашим мечтам о единой и сильной Нормандии.

Меня томила мысль о горящей лодке, которую прибило к берегу. Похоже, Вильгельм ничего не знал, иначе давно сказал бы мне. Я понимал, что тело Ролло должно было сильно обгореть и опознать его никак невозможно. Я заставил себя успокоиться и заняться более важным делом.

— Дай Риулфу уклончивый ответ, — посоветовал я Вильгельму, — мол, мы готовы с ним поговорить. Тогда у нас появится время, чтобы все взвесить и принять правильное решение.

— Я не могу позволить нормандцам сражаться против нормандцев. Я скорее готов отказаться от власти, лишь бы не начинать междоусобную войну.

Я испугался, что именно сейчас Вильгельм окончательно выберет для себя участь монаха, и постарался отвлечь его. Мы начали готовить послание Риулфу. Ответ Вильгельма получился умным, осторожным и в то же время смелым. Он писал, что готов отказаться от последней рубашки ради мира, но землю, которую требует Риулф, он не отдаст. Однако, добавлял Вильгельм, он с благодарностью примет все советы Риулфа и приглашает его участвовать в управлении государством.

Письмо Риулф понял как проявление слабости: если Вильгельм не хочет воевать, значит, боится. Отсюда следовало, что он, Риулф, имеет больше прав на звание главного хёвдинга и если будет настойчив, то получит долину Сены и без войны. Вильгельму даже в голову не приходило, что, получив его ответ, Риулф, вооруженный до зубов, с большим войском осмелится переправиться через Сену. Но тот именно так и поступил. Пола, опасаясь самого худшего, взяла Герлог и Николь, которая со дня на день должна была родить, и уехала в Фекамп. Оттуда в случае необходимости можно было легко переправиться в Англию и переждать там тяжелые времена.

Не хочется вспоминать об этом скорбном эпизоде из истории моей страны, но его невозможно обойти стороной. К сожалению, у Риулфа появилось много сторонников. Ему не нравилось, что Вильгельм легко находит общий язык с французами, он не переставал повторять, что молодой хёвдинг продался врагам, и земля, когда-то завоеванная викингами, может вновь оказаться в руках французского короля. Впрочем, может быть, Риулфа просто мучила жажда власти. На последнее послание Вильгельма он ответил: «Ты не сможешь отдать французам страну, которая тебе не принадлежит». Гонец добавил, что Риулф намерен не только изгнать Вильгельма из Нормандии, но и собирается его казнить.

Вильгельм понял (а мы знали давно): мира ждать не приходится. Я был рядом с Вильгельмом, когда он с небольшим отрядом выехал из Руана. С нами отправился Бернар Датский, который совершенно искренне пытался помочь Вильгельму. И не его вина, что многие ярлы взбунтовались. Мы заняли позицию на горе Лемонтауксмолодес, откуда хорошо был виден военный лагерь Риулфа. И именно отсюда сподручнее всего было бы напасть на противника. Я вспомнил другую гору — Леуг. Что же ждет нас теперь? У Риулфа больше воинов, они лучше вооружены. Вильгельм взглянул на Бернара.

— Если мы сейчас начнем битву, то погубим множество добрых нормандцев ни за что ни про что, — проговорил он печально. — Не лучше ли попросить помощи у моего дяди из Сен-Ли, у брата моей матери? Я мог бы оставаться у него до тех пор, пока он не соберет для нас подкрепление, если, конечно, сумеет.

Бернар ударил себя кулаком в грудь.

— Мы не сможем последовать за тобой. Французы нам не помощники. Между нами — пропасть. Вспомни, сколько мы убили их людей, а они — наших. Но и нормандскую землю мы отказываемся защищать. Ты не можешь больше быть нашим хёвдингом. Ты боишься смерти! Ты спасовал!

Я увидел, как густо покраснел Вильгельм и как гневно он посмотрел на Бернара. В напряженной тишине отчетливо слышалось его разгоряченное, шумное дыхание.

«Гедеон!» — передо мною вдруг многоцветной радугой сверкнуло имя славного библейского героя. Он разгромил полчища язычников с маленьким отрядом, в котором оставил только уверенных в победе и смелых.

— Гедеон… — тихо произнес я.

Вильгельм сразу понял меня. Он встал на большой камень и горячо, запальчиво, страстно и очень громко, чтобы слышали все, заговорил: