Но тут Псалм достигла перевала, остановившись у входа в обширную долину, и я увидела это: огромный неуклюжий параллелепипед какого-то здания рядом со светящейся воронкой, полной мельтешащих искрящихся огней. Во все стороны от воронки разбегались трещины, из которых разливалось зловещее зарево, отбрасывающее на долину разноцветные блики. Нечто… какая-то светящаяся субстанция… копошилась в глубине этих провалов. В пространстве между ними угадывались останки фундаментов каких-то строений, но сами здания были буквально стёрты в пыль. А вид вздыбившихся, словно океанские волны, дорог делал долину похожей на смятую простыню.

Огромное строение оказалось промышленным зданием с толстыми бетонными стенами и перекрытиями из мощных стальных балок, призванными оберечь его от всего, чем враг мог атаковать… почти от всего. Но даже заклинания МТН не смогли уберечь его от полного разорения. Само здание осталось нетронутым, но почти треть его площади зависла теперь над колоссальным провалом в земле, и это гигантское строение не развалилось на куски лишь благодаря нелепой гигантомании эквестрийских строителей. На фасаде, обращённом к перевалу, выгоревшими фиолетовыми буквами было выведено слово «Мерипони». Имя, которым Твайлайт назвалась Биг Макинтошу в приступе паники…

— Лакуна, что за нелёгкая принесла её сюда? — спросила я, разглядывая окружающую нас разруху, пока Псалм пробиралась меж руин, ныряя в разрушенные фундаменты, чтобы уберечься от зловещего свечения, и огибая вздыбившиеся участки местности. Она не останавливалась ни на секунду, и я могла понять почему. Возможно, её обмундирование имело превосходную противорадиационную защиту, или же она просто накачалась Рад-Иксом, а может и то, и другое сразу. Левитировав несколько упаковок Антирадина, Псалм разом осушила их, даже не замедляя шаг. Тут и там я замечала движение деформированных сияющих силуэтов. Некоторые смутно напоминали собак. Другие были похожи на безобразно раздутых пони, бездумно бредущих куда-то.

— Это последнее известное местонахождение Твайлайт. Она пришла сюда, чтобы убить её, — еле слышно ответила Лакуна.

Я удивлённо воззрилась на призрачного аликорна.

— Но… но «Кайфолом» был ложью! Гранат прикрыла его. Она сама призналась! — выпалила я, наблюдая, как Псалм заходит на разгрузочную площадку. Сплавленные воедино искорёженные и поломанные корпуса воздушных судов, лежавшие там, напоминали какую-то причудливую авангардную скульптуру.

— Будь предана Луне и заслужишь прощение, — прошептала Лакуна. Псалм проверила дверь, ведущую с разгрузочной площадки в здание, и обнаружила, что та заперта.

Я решила было, что сейчас в ход пойдут заколки, но ошиблась. Псалм прикрепила к замку брусок пластиковой взрывчатки и отошла в сторону.

— Но Луна мертва! — Эхо от взрыва зловещим воем прокатилось по долине. — Безумие какое-то!

— Это не важно. Будь предана Луне, и она спасёт тебя. Приказ был — ликвидировать всех Министерских Кобыл и скомпрометировавших себя членов эквестрийского командования, — глухо отозвалась Лакуна. Псалм вошла в здание, и мы последовали за ней, просочившись сквозь стену. Внутри щелчки дозиметра стали намного реже: уровень радиации снизился до уровня, который убивает в течение нескольких дней, а не часов. Рог Псалм вспыхнул, и застёжки, удерживающие респиратор её шлема, начали отщёлкиваться одна за другой.

То, что скрывалось внутри, уже больше напоминало гуля, чем пони. От белой гривы осталось лишь несколько потрёпанных прядей, а чёрная некогда шкура полиняла и покрылась язвами. Устало глядя перед собой налитыми кровью глазами, Псалм попыталась левитировать себе в рот ещё одну упаковку Антирадина, но затем схватилась за живот и извергла из себя красно-оранжевую жижу. Рвотные спазмы снова и снова сотрясали её тело, но желудок уже был пуст. Затем Псалм упала на бок возле зловонной лужи, хватая ртом воздух и заходясь жутким кашлем.

— Она пришла сюда умирать, — тихо прошептала я.

— Нет. Она следует приказу Луны, — возразила Лакуна. — Это единственный способ заслужить прощение за прошлые грехи.

— Как? Как этим можно искупить грехи? — спросила я, указывая на чёрную единорожку, которая с трудом пыталась подняться на ноги. Приняв вертикальное положение, она немного постояла, сохраняя устойчивость, а затем медленно побрела через опустошённое взрывом жар-бомбы здание.

— Ты знаешь, — серьёзно ответила Лакуна.

Я смотрела на эту истощённую кобылу, которая даже умирая, продолжала упорно двигаться к своей цели. Время от времени воспоминание вокруг меня становилось нечётким, словно Псалм с трудом сохраняла сознание. Я видела в ней саму себя в тот миг, когда пришла в Жёлтую Реку, измождённая и измученная ночными кошмарами. Когда искалечила невинную кобылку и едва не лишила Даск головы. Разумеется, Псалм не искала смерти. Не больше, чем я, когда бросалась навстречу любой опасности, будучи связанной обещанием никогда больше не предпринимать попыток самоубийства. Мне ли не знать, что это был не более, чем самообман.