— Едва ли! Это было разработано Стойл-Тек и Министерством Крутости для использования в П.О.П. — Он повернул это так, чтобы я смогла увидеть крылатую молнию на передней панели. — Думаю, это прототип. Я нашел его в лаборатории Башни когда я еще был жеребёнком. У меня ушли годы, чтобы заставить его работать правильно.

— И как это работает? — спросила я, указывая на устройство копытом.

— Пользователю этого прибора предоставляется возможность тайно наблюдать за тем, что происходит с носящими ПипБак пони, — торжественно сказал он. — Круто, да?

— Он… что? — спросила я, будучи несколько ошеломленной и сбитой с толку. И он использовал это, чтобы шпионить за мной?

— Ну, пределы есть. Они должны быть в радиусе башен САОМТН, да и на взлом шифра требуется вечность. Некоторые ПипБаки передают только картинку, а другие дают неприятную обратную связь. Я смог сделать это только с дюжиной, или около того, пони. Но, когда ДиДжей Пон3 начал говорить обо всех вас, героях, что живут там, внизу, я должен был увидеть это лично. — Он настолько увлекся, что я не знала, что мне сделать: впечатлиться или хорошенько избить его, целясь в голову и плечи. Может сразу и то, и другое.

— Ушло четыре дня, чтобы получить доступ к Выходцу из Стойла. И три дня на тебя.

— И что ты увидел? — игриво спросила я.

Он уловил мой тон и, неловко кашлянув, опустил взгляд на шлем.

— Только обрывки и кусочки. Его хватает минут на пятнадцать-двадцать, прежде чем он начинает перегреваться. Но я видел, как ты дралась с тем гулем в Хайтауэре. И когда ты встретила тех Предвестников в песчаном карьере. И ещё несколько других моментов. Ничего интимного… намеренно. У меня есть определённые нормы, — пояснил он, с несколько нервной улыбкой и встрепенулся.

— Намеренно? — спросила я, изогнув бровь и смотря, как он потеет.

— Ну… однажды, я невзначай нырнул, когда Выходец из Стойла была с пони по имени Хомэйдж. Ух… просто… ничего себе, — сказал он со смущенной улыбкой. — Но ничего из этого я никогда не вставлю в фильм! Наверное. Скорее всего.

— Угу, — сухо ответила я, осматривая студию, — И ты использовал этот Персептитрон чтобы посмотреть на Пустошь?

— В течение последних двух-трёх лет, — он кивнул и подошел к окну студии. — Какое-то время, я был полностью озадачен. Каждый доклад Анклава, которые давали нам, был либо сильным преувеличением, либо вопиющим дождем из дерьма. Но когда я осознал, что они лгали, я не мог обвинить их в этом напрямую. Если они найдут мой Персептитрон, то возьмут, и уничтожат его. И меня вместе с ним. — Затем он указал на студию, — Но я мог использовать то, что я увидел, чтобы создавать фильмы о Пустоши.

— Чего-чего? — спросила я нахмурившись, — Разве они не запретят их тоже?

— Если бы они были документальными, то конечно. Быстрее, чем ты успеешь сказать «редактирование», Детка.

Его улыбка стала ещё шире.

— Но все мои фильмы — «художественные», и пока я показываю множество ужасных рейдеров и творящиеся на поверхности ужасы, Анклав не будет иметь что-либо против. Некоторые могут задаться вопросом, как я могу быть настолько точным, но меня видели здесь каждый день, так что, они не могут обвинить меня в нарушении карантина.

Он расплылся в широченной улыбке, гордясь своей сообразительностью.

— Но я могу показать больше, чем просто чудовищность. Я могу показать им борьбу. Я могу показать им героизм, что не является частью пропаганды. Я могу дать им почувствовать вкус того, что происходит внизу. — Он навёл лоск свое копыто, потерев его о грудь, — Также не повредит и то, что мои фильмы принесли мне кучу денег.

Я поймала себя на том, что почему-то злюсь на него. Что-то в его рвении и самодовольстве задело меня за живое.

— Вкус? Который? Как насчёт моего друга, которому расплавил лицо гуль? Или моей подруги, пожертвовавшей собой, дабы у ее вида появился шанс? Или матери моей возлюбленной, почти убившей её отца прямо у неё на глазах? — я заставила его вздрогнуть. — О, так ты видел это? А ты видел то, что происходило после этого, те моменты, где она отчаянно пытается спасти его жизнь, или это было не интересно?

Он поднял свои копыта.

— Прости. Я не хотел, чтобы это прозвучало так, будто жизнь там — это весело. — Его ухмылка пропала, и он опустил очки, чтобы посмотреть мне в глаза. — Просто жизнь здесь словно… словно все пони спят! Это всё те же, еще провоенные, но в то же время, изоляционистские рассказы, день за днём, год за годом. Это не жизнь. За один день внизу, ты проживаешь больше, чем какой-нибудь пони за всю свою жизнь здесь.

— Шикенери, будь рад этой скуке. Потому, что если когда-нибудь к вам наверх придёт Пустошь, ты будешь жаждать этой скуки. Ты будешь страстно желать этой скуки, — произнесла я, смотря на устройство, затем посмотрела на него, — Ты знаешь о Глори?

Он опасливо улыбнулся.

— О, да. Реинбоу Деш? Просто отпад! Но слишком запредельно, я не могу использовать это. Никто не поверит в это!

— Могу я использовать твою машину чтобы убедиться что она в порядке? — спросила я нахмурившись.