Свалившиеся на голову несколько кубометров снега, кроме прочего, весьма помогли охладить мой гнев.

— Я была бы очень признательна, — заявила я, попытавшись выбраться из сугроба, но добившись лишь того, что утонула в нём по грудь, — если бы ты сдался прямо сейчас. Пока это не стало ещё более… нелепым.

— Я всё это проделал не для того, чтобы просто сдаться. Ни тебе. Ни кому-либо ещё, — огрызнулся он, высвобождаясь.

— Да ладно тебе, — протянула я, продолжая попытки выбраться. — Дай я сделаю всё, что нужно. Забудем про чуму. Забудем про ракеты. Может я ещё и Тандерхед спасу, — попросила я, умоляюще глядя на Лайтхувза.

— А ты сама могла бы, после всего, через что ты прошла, сдаться просто потому, что твой враг вежливо тебя попросил? — спросил он, иронично изогнув бровь и легко встав на сугроб.

Тут он меня уделал.

— Нет, — согласилась я. — Скорее всего нет.

Тогда я зачерпнула копытами снег и слепила из него комок.

— Но если битва за будущее Анклава и Пустоши сведётся к перестрелке снежками, в это никто не поверит.

Ну, может мои друзья и поверили бы, но они были заняты в других моих…. планах.

Он поглядел на снежок и когда я «угрожающе» завела копыто за спину, фыркнул. Тут я тоже рассмеялась. Так или иначе, я сомневалась, что подобные моменты попадают в учебники истории.

— Я тебе не верю, — сказал он, отсмеявшись. — Я убил сотни… возможно, тысячи… а ты… Блекджек. Почему ты это делаешь? Тебя это заботит?

— Конечно, заботит! Я знаю, что ты поступал неправильно. Также, как и я. Я совершала поступки, за которые заслуживаю смерти. Но с тех пор я цеплялась за каждый шанс, чтобы поступать лучше и улучшить мир. Поэтому я не могу быть простым палачом, — ответила я. — Я считаю, что ты должен заплатить за то, что сделал… но ты можешь сделать ещё так много хорошего. Убивать тебя не имеет смысла. Это получится не наказание. Ведь именно этого ты и добиваешься.

Эти слова стёрли улыбку с его лица.

— Ты очень странная кобыла, — ответил он. — Наверное, мне стоило бы ближе познакомиться с тобой вместо того, чтобы думать, как лучше тебя использовать.

Он поднялся и снова направился к пусковой установке.

— Но иногда второго шанса просто нет. Иногда, казнь — это лучшее решение. Для всех пони.

— Лайтхувс… — предупреждающе позвала я, активируя полёт и, барахтаясь, начала прокладывать себе путь через сугробы, мои крылья разбрасывали во все стороны комки слякоти. Чёрт возьми, почему пегасы разгуливают по сугробам так же легко, как и по облакам?

— Нет, Блекджек. Я зашёл уже слишком далеко и сделал слишком много, чтобы теперь предать всё это, — отозвался он, набирая команды на контрольной панели.

Тут двигатель четвёртой ракеты заклинило в пусковой установке, он включился и озарил фабрику своим ослепляющим выхлопом. Я не слышала ничего, кроме оглушительного рёва. Струя огня ударила в потолок, сжигая изоляцию кабелей и расходясь огненной волной. От жара весь снег моментально растаял, заполнив помещение клубами пара. Из-за столбов густого дыма было не видно, что где горит, а жар стал настолько сильным, что металлическая крыша начала течь. Киберпони я или нет, но я тоже могла расплавиться. Я криком позвала Бу, но понятия не имела, услышала ли она меня за бешеным рёвом двигателя.

Затем ракета раздавила сама себя, как консервную банку, разорвалась, словно сделанная из фольги и взорвалась огненным шаром, который волной покатился по всей фабрике. Всё, что я могла сделать, это свернуться клубком, прикрыть рот и терпеть. Элегантная белая единорожка у меня в голове посоветовала мне держаться. Когда шквал огня выдохся, я медленно разжалась, ощущая в воздухе запах химикатов. Полдюжины других ракет теперь были в огне, запутавшиеся и перекрученные в своих пусковых люльках. Я медленно поднялась на ноги.

— Ошбка заппп. Ошбка заппп, — невнятно бубнил голос.

— Бу? — прохрипела я. — Бу!

Я огляделась во круг, с одной стороны боясь, что не вижу её, а с другой, боясь увидеть. Но первой я заметила красную метку. Лайтхувз был у основания семнадцатой пусковой установки и боролся с гидравлическим домкратом, пытаясь высвободить ракету. Медленно, я приблизилась. Его больше нельзя было назвать красивым. Белая броня его обуглилась и стала чёрной, как и моя. Из тёмной дыры в груди всё ещё сочилась кровь. Грива топорщилась спутанными клочьями, а металл аугментаций деформировался. Обожжёнными пальцами он пытался подключить провода из своей груди к двигателю домкрата. Жеребец медленно оглянулся. Один глаз его сварился, словно яйцо в черепе, а другой пылал яростью.

— Всё кончено, — просто сказала я.

— Нет. Они… они заслужили страдания… они должны заплатить… Я заставлю их заплатить! — прохрипел Лайтхувз, и я заметила, как дрожат его пальцы; в обращении с ними он был куда менее искусен, чем я. Всё ближе слышались голоса солдат Анклава, собирающих трофеи.

— Это не тебе решать, — отчеканила я.

— А кому? Тебе? — отозвался он, с трудом переводя дыхание.

— Нет. Ни у кого нет на это права.

Пегас подсоединил провода к двигателю, и пусковой стол начал занимать вертикальное положение.