Фоконьяк вытащил из-под скамейки бутылку.

— Слушай, — продолжал он, — кавалер де Каза-Веккиа и я, мы прощаем тебе на этот раз.

— Никогда больше не буду, — ответил слуга плаксивым тоном пьяниц.

— На этот раз мы прощаем тебе, — закончил Фоконьяк с суровым достоинством, — и в доказательство допей, что осталось, и ложись спать.

Он вылил в стакан остаток вина из бутылки, слуга выпил и, шатаясь, побрел в свою комнату, а Фоконьяк крикнул ему вслед:

— В следующий раз не смей спать!

Жорж и Фоконьяк, не раздеваясь, легли на кровати.

— При малейшем шуме, когда люди в гостинице начнут просыпаться, нам надо быть на ногах, — сказал Кадрус своему помощнику. — Мы первыми должны узнать, какие слухи пойдут о ночном происшествии. Все станут обвинять «кротов». Но «кроты» наказали лишь ничтожных исполнителей, а нам надо добраться до тех, кто их подкупил. Значит, нам надо присутствовать при расследовании.

— Не беспокойся, — ответил Фоконьяк.

Как человек, привыкший просыпаться при малейших признаках опасности, он повернулся к стене и уснул сном добропорядочного мещанина, сделавшего доброе дело. Жорж напрасно пытался заснуть, все время думая о Жанне, и поэтому первым услышал голоса на крыльце гостиницы.

— Нетрудно догадаться, — говорил один голос, — что это дело рук «кротов».

— Доказательством служит то, — соглашался второй, — что они ограбили замок барона Гильбоа.

— Этого не может быть, — возразил третий. — В Магдаленском замке столько прислуги.

— Да ерунда! А если Кадрус взял с собой триста или четыреста человек?

— Кадрус не возьмет всю шайку из-за какой-то сотни тысяч франков.

— А ты почем знаешь? Уж не из его ли ты шайки?

Эти последние слова сопровождались громким хохотом зевак. Именно в эту минуту во дворе появились Жорж и Фоконьяк. При виде благородных господ сплетни прекратились, и было слышно, как они велят седлать лошадей. Стоит такая дивная погода, что грех не совершить утреннюю прогулку.

— Позвольте узнать, — спросил один из конюхов, — в какую сторону вы изволите отправляться на прогулку?

— Для чего это тебе, приятель? — удивился маркиз де Фоконьяк.

— Да все насчет этой истории…

— Какой истории?

— Вы ведь знаете всех вельмож, — ответил болтун, — следовательно, должны знать и барона де Гильбоа.

— Гильбоа? — повторил маркиз, как будто припоминая.

— Да, Гильбоа, владельца Магдаленского замка, что на Вальвенской дороге.

— Ну, знаю, и что с того?

— Нынче ночью Кадрус с шайкой ограбил замок. Может быть, вам будет любопытно съездить туда. И прокурор, и жандармы, наверное, уже там.

Оба друга, казалось, не знали, что им делать, а конюх прибавил:

— О, будь я свободен, я непременно бы отправился туда.

— Ну? — обратился Фоконьяк к Жоржу. — Что скажешь, кавалер?

— Я поеду, куда ты захочешь, — ответил Жорж.

— Тогда едем к Магдаленскому замку, — заключил маркиз.

Оба всадника пришпорили лошадей и вскоре исчезли из виду. В это время один из слуг гостиницы, шпион Фуше, писал рапорт обо всех постояльцах. О «кротах» он сообщил следующее: «Вернулись в половине первого ночи. На рассвете уехали на прогулку. Вероятно, будут присутствовать при расследовании в Магдаленском замке».

Раньше всех в замок вернулся привратник с семьей. Все улеглись спать, ничего не заметив. Потом пришли влюбленные, лакей и горничная. Пьер отправился спать, а Лизетта взглянула на дверь комнаты девушек и увидела пробивавшийся сквозь щели свет. Приложив ухо к двери, она ничего не услышала, и тогда решилась посмотреть в щелку. Тут она вскрикнула. На ее возглас прибежал привратник с метлой. Осмотрев дом и обнаружив свисавшую с балкона веревочную лестницу, они опрометью ринулись в комнату девушек. Там они увидели лежавших на ковре Мари и Жанну. Пока горничная их развязывала, привратник принялся кричать во весь голос:

— Помогите! Убивают! Пожар!

Вскоре дом стал походить на растревоженный улей. Со всех сторон сбежалась прислуга. Все кричали, женщины плакали, мужчины ругались.

Наконец, приход Шардона прекратил этот всеобщий шум. Управляющий ждал этой суматохи и приготовился разыграть изумление, что ему без труда удалось. При виде связанных девушек на лице Шардона отразилась такая тревога, что обе кузины, испытывавшие отвращение к управляющему, подумали, что он искренне за них переживает.

Шардон отказывался что-либо понимать. Что значило спокойствие Жанны? Чтобы скрыть свое смущение, он почтительно поклонился и поцеловал девушкам руки.

Но надо было действовать. Слуги стали наперебой требовать жандармов. Это слово всегда повергало Шардона в трепет. Он тотчас распустил всех слуг, говоря, что это может сделать только Гильбоа.

— Надо его дождаться! — веско объявил он.

Потом он отправился к хозяину, который сумел вернуться незамеченным по причине царившей в доме суматохи. Шардон нашел его лежащим на диване.

— Что же это вы? — спросил управляющий, к которому вернулось его прежнее хладнокровие. — Нельзя терять ни минуты.