Император, походив по хижине, — придворные жались к стенам, чтобы дать ему дорогу, — наконец, остановился у окна. Там, по своему обыкновению, он стал стучать пальцами по стеклу, глядя на капли дождя.

— Жорж, — тем временем сказал гасконец, — мы промокнем до нитки, но, если хочешь, давай зайдем в хижину.

— Ты с ума сошел. Император велит нас выгнать.

— Ты ошибаешься. Он улыбается нам и стучит в стекло, приглашая войти.

Не дожидаясь возражений своего друга, он слез с лошади, привязал ее, потом спросил:

— Ты пойдешь?

— Но что ты ему скажешь? — заметил Жорж.

— Навру что-нибудь.

Жорж был слишком смел, чтобы отступить, и слишком беспокоился за своего друга, так что он пошел за гасконцем.

Фоконьяк смело вошел и подошел прямо к императору. От такой дерзости придворные побледнели. Наполеон нахмурился, видя вопиющую бесцеремонность. Гасконец поклонился раздраженному императору и сказал:

— Государь, мы с товарищем пришли спросить, кого из нас зовете. Или требуете к себе обоих?

В эту минуту Жорж поклонился с тем изяществом, которого не хватало новоиспеченным выскочкам двора. Пока Наполеон молчал, пораженный манерами Жоржа, Фоконьяк, согнувшись пополам, продолжал:

— Если ваше величество звали нас, то мы всецело к вашим услугам.

— Вы ошибаетесь, — строго сказал Наполеон, — я вас не звал.

— Тысяча извинений, в другой раз не стану верить, ни глазам, ни ушам.

— Это что значит?

— Мне показалось, будто августейшие пальцы вашего величества стучали в стекло, я сказал себе, что император, царствующий над шестьюдесятью миллионами подданных, бросил благосклонный взгляд на нижайшего из своих слуг, и поспешил явиться…

Потом с глубоким вздохом он прибавил:

— Кажется, я ошибся.

Император разгадал хитрость Фоконьяка и засмеялся.

— Господа, — сказал он, — вы мне не нужны. Вы, кажется, имеете обыкновение получать высокую цену за свои услуги, но я со своими скромными средствами не могу их себе позволить. Однако идет дождь, но раз вы уже здесь, то останьтесь.

— Благодарю вас, государь, — произнес Жорж, оставив без внимания иронию императора.

— Вы не только отец, вы мать всех ваших подданных, сир, — добавил Фоконьяк.

Наполеон повернулся к ним спиной и снова принялся стучать в стекло. Но дождь мало-помалу переставал. Небо прояснялось, когда Жорж, услышав лай собак, сказал обер-егермейстеру:

— Кажется, сюда приближается свора?

— Да, — сказал Бертье. — Государь, — прибавил он, — это косуля хочет в конце грозы быть убитой вашим величеством.

— Извините, ваша светлость, — сказал Жорж, прислушавшись, — это не косуля.

— А кто же тогда? — удивился Бертье.

— Кабан. Он ранен.

— А вы откуда знаете? — поинтересовался император.

— Мы, государь, родились охотниками. Я слышу это по тому, как он ломает сучья. Это огромный зверь. Собакам с ним не сладить.

Император не стал больше слушать.

— На коней, господа! — приказал он.

У Бертье не оказалось опытных егерей, он несколько растерялся, но его выручил Жорж, поведя охоту. Собаки загнали кабана к скале и окружили его, исходя лаем.

— Что прикажете, сир? — спросил Жорж. — Убить его?

— Да! — воскликнул Наполеон.

— Ружьем или ножом, государь? — спросил опять Жорж с равнодушным видом.

— Ножом, — ответил Наполеон.

Фоконьяк уже спешился.

— С вашего позволения, сир, — сказал он. — Кавалер, — обратился он к Жоржу, — вы очень хорошо знаете преимущества вашего звания для того, чтобы оспаривать у меня первенство. Фоконьяки — маркизы, и я поступил бы низко, если бы не предъявил своих прав на первенство.

«Эти дворяне, — подумал император, — хотя и смешны, но у них есть гордость, которая все оправдывает».

Гасконец вынул нож. Странной формы лезвие сверкнуло на солнце, оно напоминало собой ножи мясников. Фоконьяк смело подошел к кабану и ловко прыгнул на него, воткнув ему нож между лопаток до рукоятки. Смертельно раненный кабан успел скакнуть вперед и упал под ноги лошади императора, который не удержал поводья. Лошадь испугалась и понесла, все бросились догонять. Очень скоро свита отстала, лишь Жорж, мчавшийся на резвой лошади, держался в двадцати шагах от императора.

Минут через десять Наполеон увидел, что лошадь несет его прямо к обрыву. Гибель его казалась неизбежной. Вдруг позади него раздались три выстрела. Лошадь императора споткнулась и упала в десяти шагах от бездны, но Наполеон, отличный наездник, успел соскочить на землю. Возле него хрипела лошадь. Позади него улыбался Жорж. Наполеон, бледный, но спокойный, просто сказал своему спасителю:

— Я вам обязан жизнью, благодарю. Я еще нужен Богу [1] .

Потом он взглянул на свою упавшую лошадь.