11 декабря

Телеканал «Культура», документальный фильм о цензуре.

Среди прочих опрошенных, конечно, «больше всех пострадавший» А. Смелянский. Говорит даже вдохновенно и с некоторым пафосом: «Когда нет цензуры, становится сразу ясно, кто разговаривает с Богом, а кто (пауза) занимается своими земными делами». Судя по всему (раз позволяет себе это говорить), он причисляет себя к первым? Как-то он поблек даже в устных выступлениях, которые когда-то казались блестящими. И были. С его умением насмешничать, держаться свободно, ввернуть вовремя редкую цитату… Правда, если ты его слушал часто, понимал, что цитаты те же самые, и шутки записные. А сейчас он очень провинциально выглядит. И говор, и пафос, и даже вроде бы ироничность – все, как у преподавателя Горьковского пединститута. Не более того. Куда уж ему до П. Маркова, В. Виленкина или Е. Радомысленского, чьи места он занимает и занимал.

Телеканал «Культура». Передача о реж. А. Могучем перед показом его «Школы дураков» по роману С. Соколова (Театр-фестиваль «Балтийский дом» и «Формальный театр»).

Парадоксальное – простодушное даже – невежество, почти как у Серебренникова. В спектакле, может, поэзии чуть больше. «Я сначала стал делать свой театр, а уже потом начал становиться режиссером». «Какая цель у вашего спектакля?» («ORLANDO FURIOSO» по роману Л. Ариосто). – «Нам надо было выехать в Европу».

Сделан спектакль абсолютно прагматично. Чтобы продать себя, продвинуть. Это поколение, во всяком случае, по работам судя, не знает боли. Или боли – мелкие. В его представлении «наша эпоха адекватна эпохе Возрождения» (?). По тому, что показали, «Орландо» – спектакль, сделанный обыкновенным режиссером массовых зрелищ, только образы иные, чем в советские времена, но столь же громоподобные. Огня много, дракон летающий, одна большая экспозиция. Они все на первый придуманный образ тратятся, а дальше дыхалки не хватает. «Школа для дураков» – явное влияние «Зеркала» Тарковского, «Умершего класса» Кантора. Спектакль озвучен голосом ребенка. Это трогательно: ребенок и кошка в театре – сильный, хотя и опасный прием. Не только Могучий, но и Бутусов, и другие, музыкально прилично образованны. Но ни своего языка, ни своей идеи нет.

«Фауст», реж. Б. Юхананов (российский режиссёр. С 2013 года – художественный руководитель электротеатра СТАНИСЛАВСКИЙ), в помещении театра А. Васильева.

Перед занавесом типичный клоун в черном котелке и длинноносых ботинках показывает публике фокусы и вытаскивает людей из зала. Из шариков-сосисок делает фигурки. Ощущение, что метод физических действий (камень преткновения для его учителя) ему не знаком: текст идет отдельно, паузы обставлены с подобающей торжественностью: художник все-таки – Ю. Хариков. Голубой шар, вроде как земля, на четырех подпорках, наверху кадильницы и ладаном пахнет нестерпимо (подстава учителю; см. реплику Фауста о «несносном ученике», школяре). Ангелы с бутафорскими крылышками (нелепые, толстые и маленькие люди, чрезвычайно серьезные, отчего создается комический эффект), в золотистых париках. Хор девушек в левой кулисе. Торжественная замена голубого шара на черный плюшевый. Земля погрязла в грехах?

Масса не разгадываемых, вызывающих недоумение символов, чувство ненужной многозначительности. Бог является на велосипеде, обсиженном кошками, почти Куклачев да еще говорящий с одесским акцентом (в «Вишневом саде» он играл Яшу). С помощью все того же клоуна кошки тоже показывают фокусы: кувыркаются, лазают на столбы, ходят через ноги – «воротики». Мефистофель появляется тоже на велосипеде (повторять прием, то есть жевать – типичный фокус Юхананова, всегда длинно, но невнятно), да еще в спортивных тапочках с белой подошвой. Да! У всех грим на лицах, набеленные – это самое простое, есть желтые и синие, у Мефистофеля – цвета родимого пятна. Много монологов сохранено – но не играют, а читают сидя. Для этого тогда уж потребен актер масштаба Козакова, чтобы это было не скучно.

Все монологи Фауста – сидячая лекция о том, как надо жить. Статика полная, жестикуляция дилетантская. «Жалок тот, кто копит… хлам». Метод физических действий у него не работает: действие отдельно, а текст – отдельно. Посреди действия (повтор из «Сада») у кого-то в зале звонит мобильный. Человек говорит громко, сначала выходит за кулисы, потом на сцену. Тут только мы понимаем, что это подсада. Христос, увидев это, «какими б горькими слезами перед толпою зарыдал».

Чувство эстетического, желание стиля Юхананову знакомо, но иногда – такая безвкусица. Ощущение, что он не способен через театр выразить свои мысли. Омоложение Фауста – пластически изображенная трепанация черепа, потом разрезание грудной клетки. При этом Мефистофель бегает мыть руки и напевает «А я иду, шагаю по Москве». Смешно. Но совсем непонятно.

«Облом off», автор и реж. М. Угаров, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева.

Когда назовешь болезнь, становится легче. Диагноз Обломова: «Илья Ильич в последней стадии». Диагноз не только поставлен, но и исход болезни ясен. Наверное, восприятие этого героя будет меняться от времени. От жесткости игры В. Скворцова. С балкона – беспомощная мелодия аккордеона. О. в шерстяных носках. В 1-м акте – в самурайском халате, во 2-м – в белье. Сидит под столом, у него там домик. «Я в домике. Нечестно меня салить». «Я не мужчина, я – Обломов». Длинная смешная сцена с «волчком», препирательства с Захаром на тему «что ты сказал?». Здесь обыгрывается фраза «а х… его знает».

Таганковская стена в рытвинах, освещенная светом. О. размеренно говорит: «Дроби придумали арабы». Тоска от полученного из деревни письма. «Что такое “щел”. Должно быть, смерть». О Захаре – «азиатская душа», может, поэтому в костюме намек на восток. На вопрос Штольца: «Как жизнь?» следует ответ: «Жизнь трогает». «Где человек? Где его цельность? Ни у одного – покойного взгляда». Допытывается у Ш., его посыльный спит в жаре или холоде. Ш. объясняет, что личное его не касается. «Нужно знать только свое дело. Чтобы завтра было похоже на вчера». «Добрые люди живут, зная себя».