Обломов (у Ольги) похож на невоспитанного ребенка, дерзит, препирается. Не умеет притворяться. После «Каста дива» вдруг совершенно меняется, пробуждаясь к любви. Описывает ее так – сухость во рту, щемит сердце, приметы точные. Человек живет на диване. Воли к жизни нет. Не видит смысла в суете. Депрессия? Ольга: «Вас как будто гонит кто-то». – «Стыд». Самое смешное, что доктор включился в игру про «домик», вспомнил, про игрушечного коня у себя в шкафу.

Обломовщина заразительна. Душевные болезни заразны. «Я уже прошел то место, где была жизнь». Тоскующий взгляд, трет переносицу. Его занимают странные вопросы: зачем все исполнилось? А как знать, чего желать? Не может поверить даже в свое счастье. Глаза на мокром месте. «Встретился нечаянно, попал по ошибке» к Ольге. Захотел – и на тебе, это не для русского человека. Лучше довольствоваться малым и жить тоской о главном – несовершенном. Называет себя ошибкой. «Любовь, привитая, как оспа». Его чухонка, в отличие от Ольги, приняла его таким, как есть. Он получил покой, но какой унылый. Сцена, когда чухонка толчет корицу в ступке с пестиком. Просто-таки эротическая сцена. Умирает «как будто бы украдкой».

В финале диагноз облатынен: «тотус» – цельный человек, «остальные ни-то, ни-се». Но это не позволяет выжить. «Такой жить не может». На стуле О., разбитый параличом. Длинная сцена, когда жена, раздражаясь, кормит его из ложечки, моет, он неопрятен. Глаза С. наполнены слезами. Хороним лучшее в себе. Его выход не выход. Когда кончается спектакль, Ш. и доктор делают над головой домик – в память о друге. То же делает и кое-кто в зале – в знак солидарности.

«Ощущение бороды» К. Драгунской, реж. О. Субботина, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева.

Смешная и остроумная аллегория современного мира на примере одной отдельно взятой деревни. Много примочек типа сообщения «Радио России» о сестрах-близнецах – Жене Григорьевой и Лене Морозовой, интересующихся судьбой Долорес Ибаррури (с 1942-го – руководитель Компартии Испании, 1895–1989). Студийная нечеткость почерка. Но – нет многозначительности, есть теплота и юмор, сострадание к людям. Аллегория жизни, которую, как трафарет, можно наложить на любую современную ситуацию. Это и есть ощущение бороды.

В тексте зашифрованные цитаты, в частности, чеховские: раздается странный звук, похожий на вой, и продвинутая литераторша из Москвы спрашивает, не звук ли это лопнувшей струны или сорвавшейся в шахту бадьи. Можно разминать эти смыслы К. Драгунской (автор пьесы) в свое удовольствие, тем более, что Субботина понаставила колышков по дороге. Ориентиров масса. С одной стороны, первое ощущение, что перед нами бедный студийный реалистический театр, потом – абсурдистская драма. Играют вместе с чтением ремарок, то есть, легкое проживание роли и тут же взгляд на себя со стороны. История о том, как из ничего началась гражданская война в одной отдельно взятой деревне.

Есть некоторая тенденциозность, спрямление – в образе Князя – М. Жигалова. Но благодаря типажу и искренности актера это микшируется.

«Пленные духи» (пьеса братьев Пресняковых), реж. В. Агеев, Центр драматургии и режиссуры А. Казанцева.

Трудно было предположить, что этот спектакль станет камнем преткновения и центром жарких споров. На обсуждении я пыталась задать вопрос: для кого он сделан, кто и как, в зависимости от своего интеллектуального уровня и знакомства с «предметом», будет его воспринимать? Тут некая «литературная» дама (она представилась: «Я жена переводчика Джойса!!!») экзальтированно закричала: Пресняковых (братья Олег и Владимир – авторы пьесы) трогать нельзя – это классика. Для меня страшно спорное утверждение.

«Терроризм» (пьеса братьев Пресняковых), реж. К. Серебренников, МХАТ.

Суровская «Зеленая улица» (написанная в 1947-м пьеса лауреата двух Сталинских премий 2-й степени) – только наоборот.

В интервью Т. Зульфикарова (русский поэт, прозаик и драматург) в «ЛГ» («Литературная газета») прочла замечательную формулировку нового времени – Восстание Сорняка, т. е., непрофессионализма во всех сферах. «Культура – это оранжерея. Сейчас она разрушена, и что в ней может вырасти, расцвести среди несметного победоносного сорняка? Наш режим абсолютно бесплоден во всем, от политики до футбола». «Впавшие в одиночество» писатели – то же можно сказать и о других творческих людях. Разрушена, как я и говорила, среда. Мы почему-то так стремимся к дилетантизму в культуре, отличающему Америку. Ему кажется, что «часы русской истории, увы, остановились».

На Госпремию выдвинуты «Дядюшкин сон» М. Бычкова и «Убю» А. Морфова и Калягина. И никому не стыдно, что будут говорить люди. А люди будут только шептаться, никто не напишет, все «схвачено». Аргумент? У первого – «Маска», а у второго – премия Станиславского (большая!), хотя и это несправедливо. Ю. Любимову почему-то не дали, хотя она была его по праву, и никто даже год спустя не может внятно объяснить – почему. Неужели этот заговор молчания будет всегда?

М. Боярский, судя по его последним выступлениям, не вписался в эту жизнь. А. Абдулов, например, вписался (хотя тоже вопрос). Всю молодость играл безответственных мальчиков-мажоров, а сыграл Верховенского – и что-то с ним случилось. «Игрок» достался ему поздно, но в нем он передал главное – суть разнузданной русской силы, где все через край. В «Тихих омутах» – просто доктор Чехов. Современные типажи в фильмах В. Сергеева. М. Боярский, в отличие от А. А., так и не поменялся с молодости (его лучшие работы – Д'Артаньян и «Собака на сене»), он – последний романтик, заговоривший вдруг о Боге.