Джиллиан порылась за стойкой, потом пошла обыскивать кухню.

– Ничего тут не трогайте, девушка, – сказала миссис Хей.

– Да заткнитесь вы, – сказала Долли.

– Да что бы я...

– Хотите сказать «хоть раз на чай оставила»? Это точно.

– Вам платят достаточно. Не понимаю, почему я должна что-то доплачивать за то, что вы неохотно выполняете свои обязанности.

– Значит, подаяния в церкви вы по воскресеньям не собираете?

– Это не одно и то же.

– Перестаньте спорить, – тихо сказал Малколм.

Странно, но взрослые замолчали.

В Малколме была тихая сила. Он не часто злился или боялся, он просто замыкался в себе, и переживал трудность. Он привык к тому, что люди относились к нему как к чужому, и научился пользоваться этим.

У него было чему поучиться.

– Эврика! – сказала Джиллиан.

В шкафу с моющими средствами она нашла полку с комбинезонами. Она кинула один из них мне, а затем сняла с себя плащ, пальто, туфли, и, не снимая юбки, надела комбинезон, застегнула его, и снова надела туфли, пальто, и плащ. В этой странной одежде она стала похожа на толстого клоуна. Схожесть была особенно сильной из-за того, что от холода у неё покраснели нос и щёки.

Зак попытался присвистнуть, но у него не получилось.

– Неприлично молодой девушке так одеваться, – сказала миссис Хей. – Из какой вы школы? Я напишу письмо директору. Почему вы не на уроках?

– Юбки для такой погоды не годятся, – сказала я.

Я отпустила Малколма и тоже переоделась. Я потёрла ткань поверх икр ног и коленей, чтобы отогреть их.

Джон засмеялся.

– Не самый стильный прикид, – сказал он. – Ты прямо как Дочь Скотта в Антарктике.

Он впервые заговорил после того, что случилось с его отцом.

– А что там происходит? – спросила Долли. – Город что, с ума сошёл? Вчера вечером в новостях говорили что-то о площади Пикадилли. Что-то о разбушевавшемся ледяном чудовище... Люди подумали, что это Би-Би-Си так пошутила на первое апреля, как когда-то о макаронных деревьях. А затем радио вообще пропало.

– Это Суд Божий, – сказал мистер Хей. – Мы наказаны за наши грехи. Мы нарушили заветы, и Господь низверг на нас огонь и лёд.

– Не видел я никакого огня, – сказал Зак. – Нам бы он сейчас не помешал.

– Можете ухмыляться, – сказал мистер Хей, – но вам нужно посмотреть на себя со стороны и задуматься о своей душе.

– Это из-за таких, как вы, – сказала его жена, – на нас обрушился гнев Господень. Оторвы, вандалы, варвары, дикари, язычники!

– Слушайте, да, я езжу на мотоцикле, – раздражённо сказал Зак. – Но это ещё не значит, что я какой-то Атилла-Варвар. Я свои деньги честно зарабатываю и так же, как и вы, плачу в фонд государственного страхования.

– Всё это имеет за собой причину, – сказал викарий.

Меня беспокоило, что в этом-то он как раз мог быть прав.

Позже...

– Он сошёл с ума, – сказала Джиллиан. – Папа Джона. Вот почему он так поступил. Он не понимал, что делает. Ты сама видела.

Мы с Джиллиан были наедине, вдали от столов, искали что-нибудь полезное.

– Он спас тебе жизнь, – сказала я.

Это злило Джиллиан. Она не понимала.

– Зачем папе Джона спасать жизнь мне? Я для него никто.

– Долг? – предположила я. – Он был военным.

Она покачала головой:

– Мой отец никогда бы... – она не закончила предложение. – Как думаешь, Марсианину станет легче?

Глаза у неё были большие и заплаканные. Иногда так легко забыть, что она тоже ребёнок. Она не более взрослая, чем любой из нас.

– Его жизнь никогда не станет прежней, – сказала я. – Но он будет жить дальше.

– Зачем нам жить дальше?

– Потому что иначе то, что сделал его отец, будет напрасным.

– Мне холодно, Сьюзен.

– Мне тоже.

Позже...

Вначале мы думали прятаться в «Вимпи-баре» пока не стихнет метель или пока мы не восстановим силы, а затем идти дальше по Хай Стрит. Но метель и не думала прекращаться, и стало ясно, что наше убежище не сможет защищать нас долго. В толстом оконном стекле появилась длинная трещина. Медленно, но верно под дверь заползала блестящая ледяная пластина.

– Нужно уходить отсюда, – сказала я Джиллиан и Джону. – И быстрее.

– А у вас есть куда идти? – спросил Зак.