– Даже та-ак?!
– поразился Чебурекий, - А моя фамилия - Через-а-анус(!)выпивайло...

– Феномена-а-альная(!), безусловно, фамилия, - многозначительно констатировал перебежчик, - Явная родственность с "Кишкопучем"... Е-есть информация к размышлению...

– А тебе не сты-ыдно?!
– с неприятием в голосе прервал мыслительные потуги своего пленника Чебурекий.

– Вы, молодой человек, по поводу чего?
– осведомился тот.

– Да я про это.., - запнулся на слове бдительный страж рубежей любимой Отчизны, - Я про то-о... Тебя, гада, по решению всенародно любимого руководства нашей Родины из мрамора выковыряли да на хоздворе на почетное обозрение выставили.., а ты ее (Родину-то) подло отпредательствовал!.. Подонок! А ну давай-ка наконец и немедленно свою ковырялку! Я тебя, сволочь, прямо сейчас ею всяко-разно отковыряю!

– В моем чемода-анчике она - ковырялка-то, - панически задрожав, вымолвил перебежчик, - Но прошу тебя, матро-осик... Не на-адо меня-я отковы-ы-ырива-ать!
– последние слова сопроводились по-детски эмоциональными рыданиями...

Возможно, мой рассказ покажется явной выдумкой. Ан... Сооружен он из достоверных фактов! Вплоть до мельчайших подробностей!.. Потому как почерпнут не из статьи "Подвиг матроса Черезанусвыпивайло", опубликованной в многотиражной газете "На страже побережья"; и не из отполированных редакторами мемуаров Чебурекия Астероидовича "Моя жизнь - ежедневный подвиг"; а из его исповеди, озвученной в глубочайшем хмелю в бане номер восемнадцать города Светлопутанска, в кою в ходе празднования шестидесятилетия нашего дворника Макакия Альфонсовича Рукоблудова занесла нас нелегкая... Там наш демократичный министр и разоткровенничался в плане своей героической молодости. На полную катушку... А пьяные, как известно, не лгут... А если даже и лгут, то самую малость...

Итак... Вернемся к событийности более чем тридцатилетней давности, прерванной моим глубокомысленным отступлением...

Откинув крышку своего непромокаемого желтого чемоданчика, пребежчик впал в паралитическое изумление: из сопутствующего побегу барахла в оном остались лишь баночка килек в томатном соусе, консервная открывалка, алюминиевая ложка, пачка папирос "Беломорканал" и сборник воспоминаний очевидцев под сентиментальным названием "Как Ленин ласкал детей"... Основная же часть внутричемоданной вещественности (благодаря тайным от пленника манипуляциям Чебурекия) исчезла в песчаных недрах...

Ровный шум прибоя вскоре был дополнен с треском извергающейся из какого-то звуковоспроизводящего устройства популярнейшей эстрадиной тех лет "Малиновкой". Прочувствованное собачье подвывание придавало мелодии некую душещипательность...

Спустя какое-то время из-за ближайшего утеса показался пограничный наряд, составленный из дородного сержанта, доходяги-ефрейтора и косматой сторожевой болонки песочно-зеленого камуфлированного окраса. Основание собачьей шеи украшали златошвейные младшелейтенантские парадные погоны.

Нетвердо держащееся на лапах животное упоительно выло и выло, практически не попадая в мотив сменившего "Малиновку" шлягера шестидесятых годов прошлого века "Черного кота"... Казалось, что псина под нешуточным кайфом...

Как выяснилось впоследствии, сей пограничный наряд, сбившись с маршрута, уже третьи сутки плутал по дальневосточной пересеченной местности.

– Чё?
– убрав звук висящего на шее кассетного магнитофона "Весна 222", лаконичней лаконичного спросил подошедший в составе наряда давненько небрившийся сержант-губошлеп.

– Ни-чё, - на пару звуков менее лаконично отозвался Чебурекий.

– Рыбалкою увлекаешься?
– расширил диапазон словесности погранец.

– Е-ею, - с горестным вздохом ответствовал Чебурекий, - А чем еще в этой глуши душу тешить? Одни развлечения - рыбалка да онанизм. Уже и то, и другое та-ак(!) осточертели, что хоть за книжки со скуки берись.

– Я-я-ясненько, - резким подбрасыванием плеча переместив сползший автоматный ремень на середку погона, протянул сержант, - У нас так же.

– Кор-рое-едов!
– пьяно покачиваясь на конечностях, протявкала болонка, - Как-кого хры-рена му-уз-зыку отключ-чил(?!), сво-олочь.

– Не встревай, когда люди разговаривают, - осадил четверолапого сослуживца сержант.

– Эт-то вы-ы, значит, лю-юди! А йя кто?! К-как об-бычно?! Шелуди-ивый пе-ес?!!
– гневно выдала оскалившаяся болонка, - Да йя, ес-сли хотите знать, кад-дровый оф-фиц-цер-р! А вы-ы - шелупо-онь! Мла-ад-ший ком-мандный со-ста-ав!.. А ну-у-у(!)., вруб-ба-ай му-узык-ку-у на по-олную кат-ту-ушку! Буд-ду п-пе-есню выть!
– на сих словах собакообразный младший лейтенант, бесцеремонно задрав заднюю лапу к затылку сидящего на песке неудачника-перебежчика, по-кобелиному обильно помочился на его обтянутую клетчатой рубахой согбенную спину. Тот же (по-видимому, под благостным воздействием струящейся влаги) мгновенно стряхнул оцепенение и, воздев к небесам ручонки с зажатым в них пустопорожним чемоданишком, истошно заблажел:

– Где-е-е-е-е?!!! Го-осподи-и-и!! Где-е-е-е-е мои ве-е-ещи-и?!!..

– Не на-а-адо-о магнитофо-о-она-а! Я с ни-им(!!) пово-о-ою-ю, - кивнув на неистовствующего, поменял желание кобелек-офицерик, - Побереги, Короедов, батаре-е-ейки!

– Будет исполнено, Феликс Эдмундович!
– подтвердил готовность к послушанию сержант, - Войте на здоровьичко...

Моя благоверная супруга, Альбинка-то, частенько меня укоряла.., да и по сей день корит: у тебя, мол, Вениамин, до безобразия блудливый рассудок: начинаешь рассказывать про пельмени, потом надолго переключаешься на козьи какашки с горчицею, потом - на клопов и тараканов, после чего - на секреты диетического питания тропических людоедов, а завершаешь свои речи размышлениями о вреде курения листвы от бэушных банных веников либо разглагольствованиями по поводу пользительности для предстательной железы прикладывания к ней все тех же пельменей, с коих и начинал свой демагогический марафон...