Мой сегодняшний пациент, (по его же словам) в переносном смысле половонеравнодушный к так называемым "волчарам позорным", представлял собой побоищное поле на татуировочной почве: кровоподтеки, розгами вспаханные борозды-коросты, разноразмерные ожоги самых заковыристых конфигураций...

Откровенно выражаясь, я залюбовался татушной галереей: погоны старшего прапорщика медицинской службы на плечах, трехконечные в кольцах (мерседесовские) звезды на коленях; Ленин, Сталин и Барак Абама на груди; серп и молот на маковке полового органа и замастыренный во всю спину фрагмент выступления женской российской сборной по фигурному ползанью на льду на Зимних Олимпийских Играх в Вата-на-Шампуре. Судя по живописной тематике, урка явно был из высшего командного состава российского уголовного сообщества... Мытарили же сего субъекта, по всей видимости, без опаски наследить на его кожных покровах. Исходя из чего, ему явно не светило возвращение к свободному бытию: либо пожизненка в казематах сверхсекретной подземки "Оптимистичный тугодум" или в шахтах уранового рудника "Плешивый хохотун", либо... огнестрельный плевок в мозжечок с последующей утилизацией в сернокислотной ванне-джакузи модели "ВОС-100" (в осадок стопроцентно)... С обличьем таких, чей суровый приговор был изначально предопределен внепроцессуально-конфиденциально и окончательно, в наших застенках не церемонились...

Так вот... Совсем скоро из-за ширмы донеслись истошные вопли-протесты подготавливаемого к пыткам, и я без малейшего промедления поспешил туда... Моему одноокому взору предстало довольно-таки драматическое зрелище: конвоиры (пусть и неуклюже, но зело старательно) пытались втиснуть в ванну оклемавшегося от электрошока подопечного, тот же сопротивлялся с таки-им(!) неистовством, что, будь в моем кабинете тотализатор, я бы не задумываясь поставил всю наличность на него, а не на его укротителей. По-видимому, придя в себя, бедолага решил, что его хотят насмерть утопить, что и придало ему недюжинных сил и ураганной скандальности.

Долговязый ефрейтор суетливо пытался усмирить арестанта электрошокером, однако опаска промазать всякий раз останавливала его блуждающую руку в изначалье пути. Попытки повторялись и повторялись, но электроды так и не достигали бунтующего тела...

Наконец-то треск просигнализировал, что электропарализатор сработал. Однако... паралич обрел не бесновавшийся узник, а... сержант-конвоир: сопровождаемый покаянным ефрейторским "прости, Федор!", он рухнул в купель, придавив своей тушей ко дну объект тщетных карательных потуг...

Теперь отмачивались уже двое... Из воды от моего потенциального подпыточного торчали лишь судорогами корежимые руки, от сержанта ж куда с добром поболее: затылок, загорбок, ягодичный двухолмовый остров и ботинки-берцы. В области погружения голов невольных купальщиков поверхность бурлила испускаемыми их дыхательными системами пузырями. Ефрейтор же, застыв с шокером в трясущемся кулаке, взволнованно бормотал:

– Прости, Федя. Я не хотел. Промазал, Федя. Прости. Земля тебе пухом, божьего тебе гостеприимства. Как, Федя, думаешь: меня за тебя посадят? И какой срок мне отвесят?.. А если оправдают или дадут условно, я о твоей Людмилке добросовестно заботиться стану. Не оставлю вдову без поддержки. Будь уверен. Мое слово - кремень!..

– Ты чего-о-о, ирод, горо-о-одишь?!!
– стряхнув оцепенение и ринувшись к ванне, взревел я, - А ну-у-у спаса-а-ать утопленников!!!..

С сержантом Федей мы провозились с пару минут. Его на удивление увесистое тело выскальзывало из рук словно гигантский обмылок...

В конце концов, продернув под животом на удачу подвернувшийся под руку эспандер и протолкнув туда же в качестве рычага рогатую одежную вешалку-стояк, мы поимели успех: Федор, по-китовому сфонтанировав изо рта, сбрякал спиною об пол. Ефрейтор тут же, суетливо понажимав на грудину партнера, пылко впился своими губенками в его губищи (то ли искусственное дыхание, то ли победный ритуал, то ли...). Федор же, проблеяв взволнованным бараном, заключил раскоряченного над собой ефрейтора в крепкие объятья, чем и уложил того на себя вплотную.

Я же, оторвав свой растерянный взор от конвойной парочки, перенацелил его на купель и... К неописуемому ужасу обнаружил, что узник не всплывает! Мне, ринувшемуся к терпящему бедствие, удалось выволочь его тело из водной среды в атмосферу на удивление споро - с первой попытки и без подручных средств... Да и процесс оживления отнюдь не притомил: несколько принудительных махов худомясыми ручонками спасаемого, с пяток интенсивных нажимов на его грудную клеть, десяток разбудивших мою брезгливость вдуваний изо рта в рот, и... Излившись и попузырив межгубно и ноздрями, судорожно откашлявшись и выгнувшись телом в дугу, узник задышал и ошалело выпучил свои глазищи...

И тут оглушительно взвыла сирена, свидетельствуя об экстремальной ситуации в здании нашего ведомства. Подавив сиеминутный позыв к индивидуальной экстренной эвакуации, я воспылал милосердием к опешившим присутствующим. Мой внезапно обретший сталистость голос выдал план дальнейших действий:

– Спокойствие! Уркагана в штаны и браслеты. Я - авангард, утопленники - ядро, ефрейтор - арьегард. Движемся правым эвакуационным путем вдоль горизонтального мусоропровода за угол - к преобразователю органических отходов в пищевые полуфабрикаты.

– А почему я замыкающим?
– с обидинкой в голосе осведомился ефрейтор.

– Да потому, что ты в моей команде са-амый(!) надежный изо всех, - скомплиментировал я.

– Не подведу!
– зардев, заверил ефрейтор.

– Пожар! Пожа-а-ар!! Гори-и-им!!!
– под топот множества ног истошно проорал в коридоре какой-то паникер.

– Без паники!
– успокоил я свою команду, - Все не сгорим. Но... Поспешаем, поспешаем, поспешаем...

Сборы составили лишь облачение изрядно приунывшего узника в неизвестно откуда взявшиеся голубые стринги и стразами обсыпанные позолоченные наручники. Я разоблачаться до мундира не стал, предпочтя эвакуироваться в белоснежных халате и куклуксклановского фасона колпаке: резонно ли засвечивать свою секретную для посторонних физиономию перед паршивого нрава уголовной особью?!..