Прекращение деятельности комитетов госбезопасности прибалтийских стран требовало не только двусторонних соглашений, но и односторонних мер с нашей стороны. В частности, необходимо было оказать практическую помощь в вопросах дальнейшего прохождения службы военнослужащими, трудоустройства рабочих и служащих, а также членов их семей, прибывавших из этих стран, изыскивать возможности для обеспечения их жилплощадью, создания других социально-бытовых условий. Все это было не так просто, учитывая, что во всех регионах страны с жильем и со всем остальным тоже было не густо. Особенно тяжело складывалось дело с бытовым устройством сотрудников госбезопасности в и без того истощенной Чернобылем Белоруссии, куда перемещалась значительная часть сотрудников из соседней Прибалтики. В октябре я приказал оказать помощь КГБ Республики Беларусь в создании собственного военно-строительного отдела, запланировать строительство в 1992–1995 годах здания военно-медицинской службы в Витебске, поликлиники в Могилеве, домов в Минске.

В республиках, остававшихся в составе Союза, реформы органов безопасности (кроме России) шли почти исключительно по пути усиления их независимости от Москвы. Трудно даже было назвать это реформами, поскольку чаще всего просто менялось название комитета, он переходил в подчинение республиканским органам власти, но направления, формы, сам дух и работа серьезных изменений не претерпевали. Меня не покидало ощущение, что новые власти республик рассматривали органы госбезопасности и контроль над ними как важные символы национальной государственности, не видели здесь потенциальной угрозы демократии. А может быть, к демократии еще не пришли? Может быть, я не прав (хотелось бы быть неправым), но, по-моему, темпы реформы союзного КГБ опережали эти процессы в республиках. Мои же возможности влиять на ситуацию там были весьма ограничены.

Характер взаимоотношений КГБ СССР (МСБ) с республиканскими комитетами, сферы их компетенций и объем делегированных в центр функций определялись в двусторонних соглашениях, подготовка и подписание которых интенсивно шли в октябре-ноябре. Первое такое соглашение было подписано 8 октября — со Службой национальной безопасности Украины, за ней последовали КГБ Республики Беларусь, Министерство национальной безопасности Республики Молдова, КГБ Республики Таджикистан. В середине ноября состоялся мой первый и единственный за три месяца визит за пределы Москвы — в Казахстан и Киргизию, где у меня состоялись очень интересные и полезные встречи с руководителями этих республик и были заключены соглашения с комитетами госбезопасности.

Сложнее шел процесс достижения договоренностей с закавказскими республиками. Доверия к КГБ Союза там не было и быть не могло. Грузинское руководство во главе с Звиадом Гамсахурдиа, верное политике автаркии и самоизоляции, не проявляло желания идти на установление каких-либо контактов на межреспубликанском уровне, в том числе и по вопросам безопасности. «Грузинскую стену» мне сломать так и не удалось. Что же касается служб безопасности Армении и Азербайджана, то их объективная заинтересованность в сотрудничестве оказалась сильнее предубежденности против центра — договоры с ними в начале декабря были подписаны.

Конечно, сотрудничество с этими республиками, которые фактически находились в состоянии необъявленной войны друг с другом и с одинаковым недоверием и предубеждением относились к центру, было не таким простым делом. Точная и объективная информация о событиях в Закавказье требовалась постоянно, однако десятилетиями налаженные традиционные каналы ее получения уже не срабатывали. От комитетов безопасности Армении и Азербайджана информацию мне давали часто неполную или «подправленную».

Я считал главным принципом взаимоотношения с закавказскими республиками невмешательство в противоборство сторон. Звучавшие порой обвинения — особенно часто из уст Гамсахурдиа — по поводу «провокаций КГБ» в Закавказье — не более чем вымысел, хотя и не столь безобидный.

К началу декабря из всех республик, входивших в состав Союза, МСБ не имела соглашений с тремя. С Грузией, которая принципиально не шла на контакты, с Узбекистаном: все спорные вопросы были уже решены, и я планировал поездку в Ташкент для подписания документа. И, наконец, Россия.

Безусловно, главная проблема, связанная с децентрализацией, решалась в процессе создания самостоятельной службы безопасности РСФСР. В этом случае нельзя было сказать, что формировалась еще одна республиканская спецслужба. Возникала качественно новая ситуация, при которой КГБ Союза лишался какой-либо «своей» территории, что еще сильнее подчеркивало необходимость для союзного КГБ (МСБ) ограничиться координирующими функциями.

КГБ РСФСР был впервые образован 6 мая 1991 года, когда Председателем Верховного Совета России Ельциным и Председателем КГБ Крючковым (действовавшим по уполномочию Президента СССР) был подписан соответствующий протокол. За последующие четыре месяца для создания КГБ России не было сделано почти ничего. В его центральном аппарате насчитывалось едва ли два десятка офицеров, а все областные российские управления по-прежнему подчинялись КГБ СССР. Так что начинать пришлось практически с нуля.

Четвертого сентября 1991 года я издал приказ «О неотложных мерах по обеспечению формирования и деятельности КГБ РСФСР». В подчинение КГБ России были переданы все комитеты бывших автономных республик и управления по краям и областям. Управлению кадров КГБ Союза было поручено произвести передачу российскому Комитету штатной численности за счет подразделений КГБ СССР; передача осуществлялась одновременно с занимаемыми помещениями, имеющимися средствами связи, вычислительной техникой, транспортом и другим имуществом. Приказом запрещалось препятствовать переводу сотрудников, изъявивших желание проходить службу на должностях в КГБ РСФСР. Устанавливалась принципиально новая практика, следуя которой руководители подразделений центрального аппарата КГБ СССР могли направлять любые указания в органы госбезопасности России только по согласованию с КГБ РСФСР. Для размещения центрального аппарата КГБ РСФСР предписано было на первых порах выделить то центральное здание КГБ на Лубянской площади, которое в течение десятилетий являлось символом КГБ.

Конечно, надо было быть очень наивным, чтобы надеяться создать новую огромную организацию одним приказом. Я помню, на создание МВД России в свое время понадобился почти год. Никто не спорит, трудно даже на базе КГБ создать принципиально новую службу. Проще поменять вывески. Тут всего-то надо молоток и четыре гвоздя.

Уже в сентябре я отчетливо почувствовал стремление ряда российских политиков полностью ликвидировать союзные структуры КГБ, просто переподчинив их России. Эта тенденция в полной мере укладывалась в логику тех людей из близкого и далекого окружения Ельцина, которые уже тогда взяли курс на полную ликвидацию союзной государственности и максимальное усиление атрибутов государственности России даже в ущерб интересам других республик. Подобная тенденция в какой-то момент проявилась и в подходах некоторых членов Государственной комиссии по расследованию деятельности органов госбезопасности, в состав которой, кстати, входили только российские политики. Как я уже упоминал, в середине сентября, более чем за месяц до официального срока представления заключения, Степашин направил в Госсовет СССР предложение о прекращении деятельности КГБ СССР и создании на его базе Комитета госбезопасности России. Речь, таким образом, шла о том, чтобы поменять вывеску с «КГБ СССР» на «КГБ РСФСР».