Далее Ганнибал сделал своими союзниками ветер и солнце. «Он так расположил своих солдат, что ветер дул им в спину, – объясняет Плутарх. – А ветер этот был подобен знойному вихрю – вздымая на открытой песчаной равнине густую пыль, он проносил ее над рядами карфагенян и бросал в лицо римлянам, которые волей-неволей отворачивались, нарушая строй».

Оба войска строились для битвы «боком к солнцу, что было очень удобно для тех и других – пунийцы стояли лицом к северу, римляне – к югу». Однако Земля, как известно, крутится, и в момент битвы небесное светило упрямо ослепляло римлян своими лучами. «На погибель несчастному войску действовали заодно вражеский вождь, земля, небо, день – одним словом, вся природа», – заключает Флор.

Римское построение было традиционным – так строились легионы для битвы сотни лет. Поскольку римляне имели двойное превосходство в пехоте, то Теренций Варрон не посчитал нужным применять какие-то хитрости.

Собственно, для военачальника главнейшей была задача воодушевить легионеров пламенной речью накануне сражения. Во время боя от консула почти ничего не зависело, и сами правила битвы не предполагали для него какой-то значимой роли. В римском строю каждый легионер знал свое место; центурион принципов знал, когда вести их в бой, точно так же автоматически вступали в битву триарии, когда гастаты и принципы не справлялись со своими обязанностями.

Простая римская тактика позволяла побеждать случайным консулам. до поры до времени – пока римляне не столкнулись с противником, который воевал не по правилам.

Ганнибал, напротив, продумал до мелочей размещение каждой части своего войска; битва еще только предстояла, но она уже прошла со всеми нюансами в голове гениальнейшего полководца. Свою пехоту Ганнибал построил в виде полумесяца, обращенного выпуклой стороной к римлянам. Менее надежные испанцы и галлы заняли центр строя. По краям полумесяца встала тяжелая ливийская пехота. Ганнибал по достоинству оценил преимущества римского легионера: «Африканцев на вид можно было принять за римлян, потому что оружие у них было римское, подобранное у Требии и еще больше – у Тразименского озера» (Ливий). Слева пехоту прикрывала тяжелая конница Гасдрубала; справа разместились нумидийские всадники – ими командовал Магарбал. Ганнибал и его брат Магон возглавили центр.

Битва происходила весьма просто. Римские легионы пошли в атаку и без особых усилий начали теснить карфагенский центр. Полумесяц Ганнибала выпрямился и начал прогибаться в обратную сторону. В порыве энтузиазма все римляне устремились к центру: туда, где победа, где враг отступает! Они даже не заметили, как с обоих флангов оказалась тяжелая пехота ливийцев, терпеливо ожидавшая, пока враги окончательно заползут в ловко подготовленный мешок. Тем временем превосходная карфагенская конница легко смяла римскую и ударом с тыла замкнула кольцо вокруг римской армии. Одновременно вступила в бой африканская пехота.

Римлянам стало не до испанцев и галлов, они пытались построить круговую оборону, но «стоявшие на окружности воины падали один за другим», и очень скоро римское войско превратилось в огромную толпу. Итог: карфагеняне (40 тысяч пехоты и 10 тысяч конницы) окружили римлян (80 тысяч пехоты и 6 тысяч конницы). После этого римское войско было перебито, словно скот на бойне. Флор сообщает, что рубили врагов до полного пресыщения, пока Ганнибал не приказал своему воинству: «Побереги меч!» Согласно Полибию, из консульского войска погибло около 70 тысяч человек, а 10 тысяч взяли в плен. Лишь 3 тысячи легионеров избежали и ужасной мясорубки, и плена. Из 6-тысячной конницы спаслись бегством лишь 70 римлян и 300 союзников. Среди них был и Гай Теренций Варрон, «человек, постыдно бежавший и власть свою употребивший во зло собственной родине».

Войско Ганнибала потеряло 5 с половиной тысяч пеших воинов и около 200 всадников.

Победа под Каннами – не меньшее чудо, чем пирамиды Египта и маяк на острове Фарос. Балеарские пращники, ливийцы, испанцы, галлы, нумидийские всадники – по-разному вооруженные, не понимавшие речи друг друга, но управляемые великим Ганнибалом, – разгромили и уничтожили лучшую в мире римскую пехоту.

Ганнибал сломал все правила ведения войны – например, что войску не следует окружать вражеское войско, если врагов больше; что нельзя ослаблять центр собственного войска. Он с филигранной точностью рассчитал все моменты битвы, учел даже особенности римского характера, природные факторы, и Каннская битва по праву стала одной из самых известных в мировой истории. Каннскую битву пытались повторить многие полководцы в течение следующих двух тысячелетий, однако ни у кого не получилось так, как у Ганнибала.

После битвы Ганнибал «двинулся на Рим, не встречая сопротивления, и остановился на ближайших от города холмах» (Непот). «В Риме же, когда пришло известие о несчастии, некоторые оплакивали своих близких, называя их по именам, и с воплями ожидали, что они сами вот-вот будут взяты в плен, женщины с детьми молились в храмах, чтобы наконец прекратились эти несчастья для государства, магистраты жертвоприношениями и обетами старались умилостивить богов, умоляя их, если над государством за что-нибудь тяготеет их гнев, чтобы они удовлетворились происшедшим» (Аппиан). Римляне принесли даже необычные жертвы: «галла и его соплеменницу, грека и гречанку закопали живыми на Бычьем рынке» (Ливий).

После Каннской битвы Ганнибал уделил остаток дня и следующую ночь для отдыха себе и своему войску. Даже собирать трофеи на поле сражения карфагеняне вышли только на следующий день.

Такая медлительность пришлась не по нраву Магарбалу – начальнику конницы.

– Пойми, – обратился он к Ганнибалу, – что это сражение значит: через пять дней ты будешь пировать на Капитолии. Следуй дальше, а я с конницей поскачу вперед; пусть римляне узнают, что ты пришел, раньше, чем услышат, что ты идешь.