— Давай.

— И кошелек тоже?

— И кошелек… Придется…

И, сложив свои трофеи кучкой, присмиревшие девочки продолжили поиски Серого Тюльпана.

— Тюльпа-ан! А Тюльпанчик? Ты где?! — позвала Мелика.

Они доплелись до махрово-зеленой низины, где прошли последние часы ставки Сиятельного князя Занга оке Ладуя — правителя законного, но несчастливого.

Тут дергачи поработали особенно старательно — большинство покойников лишилось всей одежды, обуви и белья, а вместе с ними и той жалкой благообразности, которая бывает свойственна трупам, — слишком уж тщательно их обыскивали, слишком часто переворачивали. Вот они и лежали раскоряками, раками, пьяницами, а вовсе не павшими героями. Вид сизых и розовых раздетых тел, не до конца утопленных в изумрудной шерсти земли, был сюрреалистичен, гадок. Зато Гиту и Мелику больше не искушали бесхозные кошельки и «потерявшиеся» кинжалы…

— Ты чего кричишь? — настороженно спросила Гита.

— Так, ничего. Просто. Тюльпан зову… В шутку!

— А-а, в шутку… А я уже думала, ты того… В уме повредилась. — Гита задрыгалась, изображая расслабленного.

— А что, тебе этот твой Лид не объяснил, как быстрее Тюльпан искать?

— Не-а. Говорил, сам найдется. — Гита все больше мрачнела. В глубине души она уже начала раскаиваться в том, что повелась на жреческие побасенки. Да еще и подругу подбила.

— Ну, значит, так оно и будет, — радостно согласилась Мелика. — Лучше давай подумаем, что мы с ним сделаем, когда найдем.

— Ну… Как это — что? Можно будет кого-нибудь оживить!

— Кого?

— Да кого угодно!

— Ну кого, например?

— Ну, например, Борака.

— Это кузнеца, что ли? Со Старой Заимки? — удивилась Мелика.

— Ну да.

— А зачем его оживлять? Он уже старый был, когда умер. И кривой… А неприветливый какой — жуть! Я ему в предзимье ножи носила, подточить. Стоял такой морозище… Воробьи на лету падали! А он даже не зазвал в хату. Так в сенях со свиньями до полудня и простояла как колода — думала, мне там карачун придет. Зачем такого оживлять?

— Он маме денег должен!

— Много?

— Два серебряных авра!

— Ого…

— Вот-вот.

— Должен-то он, может, и должен… Только ты думаешь, что отдаст, если оживет?

— Может, и не отдаст… С козляры станется… Пожалуй, жирно ему будет — Тюльпан еще на него тратить! — резюмировала Гита. — А ты б кого оживила?

— Я? Ну… наверное, бабушку.

— Так ее уже и черви слопали, небось, — скептически отозвалась Гита, загибая для счету пальцы на левой руке — сколько же это месяцев прошло? И, остановившись на мизинце правой, она заключила: — Стопудово слопали! До самых до костей уже догрызлись…

— Ну… И что с того, что слопали? Ну, догрызлись даже — пускай. Нельзя, что ли, оживить?

— Нельзя.

— Это еще почему?

— Лид предупреждал, что оживить можно только того, кто умер не больше одной луны назад.

— Тю… Так бы сразу и сказала. — Мелика разочарованно поджала губы. — Тогда я бы оживила Лилу.

— Эту малую, что ли? — Гита недоуменно вытаращилась. — Которую Хромоножка по осени родила? Это еще зачем?

— Знаешь, Хромоножка так плакала, когда Лилушка умерла…

— Подумаешь, плакала! Она же дура! И на руку нечистая — это всем известно. Не пойму вообще, что ты в ней нашла! — ревниво заметила Гита.

— Зато она добрая, знает разные истории и… И мне ее жалко.

— Жалко у пчелки!

— Все равно. Все равно.

— А я, может, против — на какую-то Лилу переводить волшебный цветок! — объявила Гита и для убедительности подбоченилась.

— Не станешь же ты Лилу оживлять без моего согласия? А моего согласия на эту Лилу нету!

— Ах вот ты какая?! — В глазах Мелики блеснули слезы.

— Да! Такая! Вот такая вот! — выпалила Гита, но, заметив, что Мелика готова разреветься, она спешно проявила благоразумие. Ведь все-таки она была старше. Тут, в Полях, только рыдающей Мелики не хватало. Но главное, что толку спорить, как распорядиться Серым Тюльпаном, когда они его еще не нашли?

Гита великодушно заулыбалась и, переменив тон, сказала:

— Ладно, ну котенок… не дуйся, а? Ты лучше сама подумай. Вот оживишь ты Лилу. И что с ней Хромоножка делать будет? Разве Хромоножке станет легче? Ей и самой-то жрать нечего. Горшки она выносит за всякими уродами, а ей за это котелок облизать разрешают! Ну поплакала-поплакала, так зато она теперь снова свободная девица! Авось кто просватает. А с Лилу кому эта Хромоножка нужна? Так что ты лучше не про Лилу, а про Хромоножку свою побеспокойся. Да не реви же ты, дурочка!

Но увещевания Гиты на Мелику не подействовали — может, потому, что слегка запоздали. А может, потому, что Мелика чувствовала себя измученной, голодной и виноватой. Правда, плакала она недолго.

— А если, допустим, оживить жену старосты? А староста нам за это… ну, что-нибудь хорошее сделает? — предложила Мелика и невинно высморкалась в льняной подол платья.

— Ага. Сделает он тебе хорошее, как же, — проворчала Гита. — На кол посадит. За то, что в Поля ходила, хоть заповедано это. — И Гита неожиданно игриво подмигнула Мелике. Она была рада, что та наконец успокоилась. — Забудь ты про старосту! Я тут кое-что получше сообразила!