Он прошел на кухню. Открыл холодильник и принялся исследовать его содержимое. На полке стояло несколько бутылок воды. Откупорив одну из них, он опустился на кожаный диван, с удивлением заметив, что обстановка его жилища вдруг показалась ему гнетущей, холодной и страшно неуютной. Джеймс не так уж много времени проводил дома. Обычно он просыпался и, собравшись, уходил на целый день. И вот он пришел вечером, с накидкой в руке, один… Его пальцы рассеянно перебирали мягкое серебристое полотно. Он посмотрел на тонкий узор, и ему подумалось, что у Джорджии, безусловно, редкий талант.

Он прижал накидку к губам и вдохнул легкий аромат — какие-то экзотические духи в стиле Джорджии. Волнующие, ускользающие, нежные и чувственные. Надо же… Прошло больше десяти лет, а он все еще находится под сильнейшими чарами этого запаха. Цветов и плоти. Он готов был вдыхать его вечно, каждое утро, вечер, день, непрерывно; этот запах вызывал у него ощущение блаженства и покоя. Джеймс мог найти объяснение этому загадочному очарованию — именно с Джорджией связаны самые приятные воспоминания.

Но никакого возобновления их любовных отношений не предвиделось.

Тогда, много лет назад, он недооценил эту женщину. Он считал их отношения всего лишь кратковременной связью, незначительной интрижкой. Красивая молодая женщина, с которой ему не было скучно, она выглядела рядом с ним достойно, куда бы они ни пришли. Но мог ли он предположить, что она затаит неприязнь к нему навсегда? Жаль, что он не думал о будущем двенадцать лет назад.

Ведь они были бы счастливы. Достаточно счастливы, чтобы не расставаться, а он так скверно обошелся с ней. Джеймс ненавидел себя за свой поступок.

Он свернул накидку и, положив ее под щеку, лег на диван. Человеку не дано повернуть время вспять. И то, что он придумал, еще больше усугубило ситуацию. Он заговорил о том, что ее дочь рождена от черного мужчины и у нее особое положение, которое Джорджия никогда не сможет понять, и этот разговор вывел ее из себя. Следовало предвидеть такой исход дела. Вероятно, она больше не захочет, чтобы Дакота виделась с отцом. Если бы только тогда, в прошлом, он мог представить себе, какой женщиной станет с годами Джорджия. Независимой, сильной, саркастичной, непримиримой, хозяйкой самой себе. А как она держалась на этом банкете! Совсем не так, как он думал, ей ведомо чувство собственного достоинства. Она не робела в присутствии всех этих самоуверенных особ из высшего класса и смотрела на них свысока.

И какой прекрасной парой они были бы, если бы…

* * *

Как обычно, утром они пили кофе. На десерт подали сладости и крошечные, замысловато нарезанные сочные кусочки фруктов. Вчерашний вечер прошел хорошо, Джеймс Фостер понравился гостям. Даже Адам довольно улыбался:

— Удачный банкет, Кэт, мы со Стефаном обсудили все основные дела.

Адам Филипс положил на тарелку яичницу с беконом и удовлетворено ухмыльнулся одними только уголками рта, как бы невзначай, как всегда не демонстрируя своих эмоций.

— И знаешь, я нахожу, ты была самой эффектной из всех женщин.

Кэт выглянула в окно, пока Адам продолжал есть.

— Ты что, считаешь, я не прав? Не вижу ничего особенного в этой, как ее там, Джорджии Уолкер… Она и в подметки тебе не годится. Женщины с кудряшками выглядят вульгарно. Или ты так не думаешь?

— Ну, она моя старая знакомая, я не могла ее не пригласить.

— Конечно, я не говорю, будто ее не стоило звать, пусть приходит, нам не жалко. Задница у нее, кстати, ничего. — Кэт уже привыкла к таким разговорам и вообще смирилась с манерами Адама. Он отзывался о женских задницах с таким же бесстрастным и безразличным видом, с каким обсуждал котировки рынка ценных бумаг. Так, словно эта часть женского тела могла исчисляться акциями или денежными купюрами. Иногда она задавалась вопросом: может, это и на самом деле так, — настолько непробиваемым в своем грубоватом отношении к миру был ее супруг. Его нисколько не заботило то, как Кэт воспринимает его поведение, он вообще не считал ее чем-то отдельным от него самого, за столько лет совместной жизни Адам стал видеть в жене дополнение к своей особе и не более.

— Собираюсь поехать в офис, кое-чем заняться с моим старым добрым Стивом.

— Сегодня воскресенье, — напомнила Кэт, снова посмотрев в окно.

— Правильно, — подтвердил Адам, перелистав бизнес-раздел «Нью-Йорк таймс», и направился к лестнице с пальто в руке.

Он ушел, даже не попрощавшись.

Кэт облегченно вздохнула и откинулась на спинку кресла. Она оглядела обеденный зал: ни следов, напоминавших о вчерашнем банкете, ни грязи, — все вычистили и вымыли. Но какая скука! Боже, какой скукой веяло от этих стен!

Она могла бы пойти в тренажерный зал. Или почитать, подумать о том, что она хочет съесть на обед, на ленч, на ужин, пройтись по магазинам или пофантазировать о следующей вечеринке.

Но все, чего ей действительно хотелось, — это тоже поехать в свой офис. И чтобы у нее была своя визитная карточка, не такая, как сейчас, смешная и символическая, а настоящая карточка деловой женщины. Чтобы у нее были друзья и коллеги, с которыми она обсуждала бы задачи и проблемы.

Когда ей было семнадцать лет, она мечтала о карьере журналиста. В девятнадцать хотела стать актрисой. Но в двадцать один ее увлекли история и музеи. А потом ее угораздило влюбиться в Адама, и на этом ее мечты и надежды закончились.