Превозмочь… Ты всегда мог подобрать нужные слова. Я переворачиваюсь на живот с рвущимся помимо желания стоном, ребра перекатываются, словно по булыжникам. Внутренности скручивает уже знакомый пульсирующий узел, я рывком сдергиваю шлем, и меня мучительно рвет на блестящий пол рубки и немного на ботинки Ривза. Как ни странно, сразу становится легче.

– Молодец, Дан, - ободряешь ты, голос становится почти ласковым, - а теперь вставай. Ты сможешь, брат, я знаю.

Я плохо вижу, все в какой-то красноватой мути. На пол капает красным, в горле солоно, дышать трудно. Думать еще труднее. Пытаюсь опереться на руки, но сил не хватает, я падаю на локти и замираю в этом положении, понимая, что, если упаду, с пола больше не поднимусь.

Ты гладишь меня по голове – по крайней мере, мне чудится прикосновение ладони к макушке. Кажется, я умираю. Я будто уже вижу себя со стороны.

– Ну же, Дан, не сдавайся, - просишь ты, - помоги нам обоим. Ты должен выжить и вернуться.

Я должен вернуться. Ты должен вернуться.

Ботинок скользит по полу. Меня сильно мутит, и с глазами как-то совсем хреново, но постепенно я возвращаю контроль над телом. Впереди маячит яркий прямоугольник – проем коридора, и я ползу на этот свет на четвереньках, ни о чем не думая, сосредоточившись на том, чтобы дышать и переставлять руки и ноги. Тело Ривза, безнадежно мертвое, сдвинуть не получается. Приходится тратить время, чтобы обогнуть его. Долбанный камикадзе! Он же знал, что умрет, когда приведет нас сюда. Потому и трясся. А я идиот. Мог бы догадаться, что о проникновении на борт давно известно, и Ривз никак не мог принимать душ в момент нашей атаки.

– Это я виноват, - говоришь ты, когда я последним отчаянным рывком бросаю тело в дверной проем, надеясь, что дверцы не сойдутся. Тогда мне сразу наступит каюк.

Ну, ты-то тут причем? Это же моя операция! Бездарное командование чуть не погубило весь отряд.

В голове окончательно прочищается. Я выползаю из рубки и, подтянув ноги к груди, сжавшись в комочек, пережидаю отголоски боли. Броня ощущается как какой-то уродский бугристый панцирь – охренеть, получается, излучение расплавило титановую броню. А я-то удивлялся, чего пальцы не гнутся.

Стаскиваю перчатки, восстанавливая дыхание. Все-таки тренировки в «аквариуме» Бэтти помогли – из носа еще течет, но я уже почти пришел в себя.

– Как себя чувствуешь? – с тревогой спрашиваешь ты.

– Лучше, - с трудом снимаю разгрузку с расплавленными магазинами, комковатый бронежилет и изуродованные щитки. Оставшаяся в рубке винтовка уродливо изогнута, сплав деструктирован. Странно, что меня не расщепило на молекулы, как все в рубке. От вида расползшихся стульев, поплывших волнами мониторов меня нестерпимо мутит.

– Надо уходить, Дан.

– Да, - стараясь не думать о том, что провалил задание, я упираюсь руками в пол лифта и медленно, с усилием, поднимаюсь на нетвердые ноги, - вытащу ребят и…

Ты перехватываешь контроль неожиданно, так, что я не сразу понимаю, почему моя рука тянется к панели дверей.

Корд!

– Дан, нет!

Да, Корд.

– Если ты выйдешь под излучение, и дверь закроется, ты погибнешь.

А если я уйду, погибнут они.

– Ты должен, Дан!

Так же как ты на Z:17? Ты замолкаешь, и я тут же жалею о неосторожных словах.

Зачем я это сказал?!

– Прости, брат! – упираясь руками в стенки лифта, шепчу я вслух.

– Делай, как знаешь, Дан, - с усталой обреченностью соглашаешься ты.

Мой ангел-хранитель, ты вытаскиваешь меня из разных передряг уже три года. Прости, что вечно лезу в самое пекло. Прости и пойми, я не могу их бросить.

Делаю шаг, и снова едва не падаю. Судорога резкой болью пронизывает спину, я стискиваю зубы. Сейчас бы раскусить имплант, но хрен разожмешь сведенные челюсти. Снова натыкаюсь на труп Ривза, какого этот черт рухнул именно тут? Обхожу лефтхэндовца, падаю на колени и перехватываю лежащего ближе всех Лузу за ремни жилета. Тащу к двери, на погнутое забрало шлема обильно капает моя кровь. Солдат тяжелый, очень, и кажется, что я не справлюсь, не дотяну. Но в коридоре становится легче, я снова обретаю контроль над телом, дергаю ремешок его шлема. Ремень заедает, и в этот миг солдат открывает глаза и сразу же шарахается от меня.

– Тшш, спокойно, это я!

– Командир! – хрипло шепчет Луза, таращась на меня и пытаясь справиться дыханием. В забрале шлема я вижу свое отражение, и до меня доходит, что его так напугало: рожа у меня в кровище, как у вампирюги, даже белки глаз – не белые, заплыли красным.

– Нормально все, боец. Живой?

– Угу, - не слишком уверенно отзывается Бамбук.

– Поднимайся. Надо вытащить наших.

Он оцепенело мотает головой, похоже, до него не доходят мои слова. Я помогаю ему стащить испорченные перчатки, расстегиваю броню, с которой солдат не может справиться сам. Он заторможено поднимает руку к лицу и утирает рот, где с уголка натекла кровь – наверное, прокусил щеку или язык.

– Подъем! – я протягиваю руку, помогаю ему подняться.

– Что там такое было? – потрясенно спрашивает Бамбук.

– «Аквариум», такой же, как на базе, только в сто раз хуже. И пока ты тут задаешь вопросы, наши парни там погибают.

Взгляд бойца приобретает осмысленное выражение, и в глазах мелькает ужас.

– Нам придется снова войти туда?

– Придется. Я вытаскиваю Боцмана, ты – своего друга.

– Пуля мне не друг.

– Мне, в общем-то, плевать, - от усталости меня снова начинает мутить, и последнее, что я собираюсь делать – это слушать возражения Лузы.
– Давай, на раз-два-три, раз…