Шрифт:
– Папа! Папочка! Забери его к себе!
– Кого?
– Харли. Ты же сам мне его купил. Тебе же должно быть его жалко!
– Да, хорошо. Если новые жильцы не выкинут меня за калитку.
– Там еще никого не будет неделю. Папа! Ну пожалуйста! Ключи в обычном месте.
– Я же сказал, что заберу. Перестань ныть, Кейт.
– Ладно, папочка. Но денег на твоем месте я бы все-таки выслала.
– Так. Может, мне взять свое обещание обратно?
– Нет-нет! Я пошутила!.. Ладно уж. Поживу пока у дедули с бабулей.
– Ты всегда можешь перевестись в общежитие. Сходи хотя бы посмотри на эти домики. Может, тебе понравится. Там целая улица, насколько я помню, очень красиво.
– Там нет Жана, – прошептала она.
– Что?
– Это я так. Пока, пап. Привет всем…
Она положила трубку и несколько секунд стояла в оцепенении, разглядывая паркетный пол дедушкиной гостиной.
М-да. Надо искать работу. От папаши денег не дождешься. Ну если только выйти в бакалавры досрочно…
А ведь папа прав. Пусть Жан оплатит ее жилье. Ведь потом, когда все будет хорошо, они не смогут жить у его родителей! Он обязательно вернется к ней. Он, наверное, уже пожалел о своем поступке и ищет ее… А она тут, во Франции… Стоп. И впервые за много-много месяцев совместной жизни ей пришел на ум вопрос, который, впрочем, уже задавал ей Жан…
Ты ни разу не видела моих родителей. Тебе не приходило в голову, что мне следовало бы вас познакомить?
А ведь так и есть! Они целую неделю были в Париже тогда, в апреле… У нее сжалось сердце от мелькнувшей догадки. Неужели он и вправду никогда не собирался жениться на ней?
Кейт мрачно собралась, повертелась для порядка перед зеркалом и неожиданно для себя самой направилась в сторону жилых корпусов Сорбонны.
Побродив немного между зданиями, не найдя в них ничего прелестного и почему-то отметив, что тут и разогнаться-то негде, она уселась на ту же скамейку, что и в апреле. А может быть, на другую, но похожую, и уставилась в одну точку невидящим взглядом. Надо было что-то решать с проживанием и разобраться с Жаном. Неужели он такой подлец?
– А, мадемуазель, здравствуйте! – Перед ней снова стоял тот самый сумасшедший Бернар и радостно улыбался. – Вот мы и встретились.
– Да уж, – недовольно пробормотала она.
– А я и не сомневался, что увижу вас снова.
– Я тоже. Вы, наверное, живете на этой скамейке?
– Нет, но поджидаю вас с самого апреля. Вы просто обязаны были поступить и, мне кажется, поступили. Не так ли?
– Да, так.
– Вы чем-то недовольны?
– Как вам сказать?.. Я хочу помолчать.
– Извините. Я просто очень обрадовался, увидев вас, и как-то не подумал, что могу помешать. Вы, наверное, ждете того молодого человека?
– Нет!!! Никого я не жду. Я же сказала, что хочу помолчать! – И она резко отвернулась, взметнув в воздухе рыжей гривой, из которой, как показалось Бернару, посыпались искры.
Он тихо отошел в сторону и медленно направился прочь.
– Черт побери, ну какая же я дура! – пробормотала Кейт, которой на самом деле было невыносимо сидеть одной. – Бернар!
Он резко обернулся, как будто ждал ее окрика.
– Бернар, – она неуклюже поднялась со скамьи, оступившись на невысоком каблуке своих неизменных байкерских ботинок, – Бернар, ну… если… может, вы помолчите со мной за компанию?
– Хорошо. Если у меня получится.
Примерно с полчаса они сидели рядом, закрыв глаза. Наконец Бернар заговорил (видимо, действительно у него не получалось молчать):
– Простите, что снова прерываю вас, но начинается дождь…
Тут Кейт и сама поняла, что он начинается, потому что на нее закапало, а через минуту, за которую они успели добежать до развесистого дуба, по всем аллеям парка уже молотил плотный ливень с градом. Конечно, они намокли, но не сильно. Пока Бернар раскрывал зонт, они как раз добежали до ветвей. Когда они мокрые, тяжело дышащие, оказались под одним зонтом, смеясь и перебрасываясь шутками, Кейт вдруг испытала неожиданное чувство: ей захотелось соблазнить его прямо здесь, под этим деревом, без всяких на то причин. Она даже не успела понять, что произошло… Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза, стоя близко-близко и прерывисто дыша, а потом Бернар поцеловал ее. Зонтик наклонился, дождь накапывал на них сквозь листву, но они стояли, приникнув друг к другу, и не замечали ничего. Они целовались, а потом Бернар с наслаждением зарывался лицом в ее непокорную рыжую гриву.
Кейт понимала, что нравится ему, и нравится, пожалуй, очень сильно, но что двигало ею самой в эту минуту, она не знала и знать не хотела. Жан был забыт, она не думала ни о чем, ей просто приятно было в объятиях Бернара… и все. Потом она словно протрезвела и отшатнулась от него.
– Что же мы делаем, – пробормотала она, прикусив пухлую нижнюю губу.
Бернар смотрел на нее глубоким взглядом с поволокой и молчал. А она уже больше не стала смотреть на него, ей было стыдно. Перед собой и перед Жаном. Что он скажет, когда узнает? Ведь ей же придется ему все рассказать, у них не должно быть тайн, когда они поженятся и снова будут жить вместе… Что он ей там говорит?..
– Может быть, вы хоть теперь скажете, как вас зовут?
– А, да. Кейт. Кейт Морган.
– Вы англичанка?
– Нет, американка.
Дождь стих так же резко, как и начался, выглянуло солнце. Они шли по мокрой траве обратно к лавочкам, и Кейт изо всех сил старалась придать лицу непринужденный вид, как будто не было этого ливня и… вообще ничего не было!
– Что?..
– Я говорю, что думал, вы – француженка. Вы очень хорошо говорите по-французски.
– У меня папа француз наполовину. А я из Техаса.