– А что со мной было?

– Упала ты. С дороги катилась, наверное. У нас там камни большие… Ты потерпишь, если я буду курить?

Кейт сглотнула. Рассказ старухи действовал возбуждающе: захотелось вишневого табаку.

– Да я и сама не прочь.

Старуха, не выказывая ни малейшего удивления, вышла, потом вернулась с горстью какой-то травы, ловким движением соорудила две самокрутки и подала одну своей гостье.

– Это – что?

– Это хороший табак.

Кейт затянулась и закашлялась. Табак действительно был очень хороший. Но продирал до самого топчана, на котором сидела Кейт… Некоторое время они молчали. Кейт мучила слабость, и, так и не отважившись на вторую затяжку, она откинулась на постель.

Она страшилась задать главный вопрос: сколько времени провела здесь. Наверное, отец обзвонил все морги, и в Париже ждет Бернар. А она… Интересно, здесь есть хоть какие-нибудь признаки цивилизации? Отвечая на ее вопрос, в соседней комнате что-то запищало. Старуха проворно засеменила туда и вскоре вернулась с трубкой радиотелефона, в которую оживленно говорила что-то на своем языке. У Кейт пропал дар речи. Как же так? А где же набедренные повязки? Окончив бурный диалог, старуха проследила за безумным взглядом Кейт и жестом предложила ей воспользоваться телефоном.

– Только в другой штат звонить через двойной код.

– У! Вот это да! А я думала, что у вас ничего нет.

– Как же? Мы нормальные люди.

Кейт набирала номер родителей. На всякий случай поинтересовалась у старухи:

– Это Техас?

– Да.

– А сколько я тут лежу?

– Три дня.

– Сколько?!!

– Да, завтра утром будет трое суток.

– Папа! Папа! – заголосила она в трубку, услышав голос отца. – Я жива!!!

– А я думал, что ты мне с того света звонишь. С Новым годом, дочка!

– Папа, я…

– Ты, я смотрю, хорошо развлекаешься. И Париж тебя ничему не научил.

– А… как я развлекаюсь?

– Что, уже не помнишь?

– Не помню.

– Зато шериф надолго запомнит. Штраф за стекло в «Корифеях» с меня уже содрали. С бензоколонкой будем разбираться потом.

– А при чем тут стекло? Папа! Я чуть не умерла! Я в резервации!

Но отец не обращал внимания на то, что она говорила.

– Виски до добра не доведет, Кейт! Ты когда должна быть в Париже?

– Се… сегодня утром. Папа, я не могу, у меня голова кружится, я даже не могу встать.

– Не пей! Я же тебе говорил.

– Да я ничего не помню! – возмущенно вскричала она. – Мне надо в Париж, черт побери! У меня нет денег и документов!

– Вот что, Кейт. Знаем мы эти старые песни. Все, чем я могу тебе помочь, это хороший совет. С шерифом тебе лучше не встречаться. Он мечтает увидеть тебя в полицейском участке. Поэтому приходи вечерком домой, а я потихоньку отвезу тебя в Остин, до аэропорта. Может, он тебя и простит, когда приедешь на следующие каникулы.

Кейт вкрадчиво задала главный вопрос:

– Папа, а где Харли?

– Да забрал я его, забрал.

– А где он был?

– Где бросила, там и валялся. На южной дороге, конечно, где ж ему быть? Неподалеку от той бензоколонки.

– Да о какой бензоколонке ты говоришь?

– А о такой. Шериф утверждает, что ты разнесла половину дома у хозяина этой чертовой бензоколонки, помнишь Стенинга?

– Да.

– …Свалила два сарая и два крыльца. Ты чудом не взорвала все к чертовой матери!

– О-о-о! Папа, я не помню.

– Не удивительно после такого количества виски.

– Папа, я ничего не понимаю, я перезвоню тебе, когда соберусь домой. Пока.

Кейт повесила трубку. Разум отказывался что-либо осознавать, а память упрямо отказывалась ему помогать в этом. Как странно, неужели она натворила столько дел? А вообще это в ее стиле: ребята, наверно, только посмеялись бы вместе с ней. Жалко, она до них так и не доехала. А может – доехала, но не помнит…

А тут еще этот противный шериф. Он уже заочно достал Кейт в папиных рассказах. Чего он лезет, если они даже не знакомы, а она его никогда не видела!

Все время разговора старуха деликатно вышла, а потом вернулась с каким-то чаем, который отдавал крепким табаком, но Кейт была вынуждена выпить его под властным взором своей спасительницы. Удостоверившись, что в чашке не осталось ни капли, старуха исчезла в загадочном и совершенно неизмеримом для Кейт пространстве за полотняной дверью, пожелав девушке спокойной ночи. Сначала ей совсем не хотелось спать, но потом, видимо, подействовал чай, и она провалилась в сон. Причем не просто провалилась, ей показалось даже, что она падает, раскинув руки, как парашютист в пустоту, когда купол еще не раскрылся…