Шрифт:
Помощник Сивакова по традиции тут же принес заготовленную заранее склянку с нашатырем. Помог Гущину снять грязные резиновые перчатки.
Гущин нюхнул нашатырь.
– Хочешь? – спросил он Катю, словно предлагая дозу бог весть какой наркоты.
– Нет, – ответила она.
Она не стерла свои белые ментоловые усы с верхней губы, так и сидела с ними. Оно вернее.
Гущин тут же начал звонить и раздавать ЦУ – насчет осмотра территории леса со служебной собакой, насчет дактилоскопии с брелка сигнализации и насчет розыска бесхозной машины неизвестно какой марки.
Оперативники сообщили последние новости. По сводкам из района, а также из соседних Щербинки и Троицка никаких сведений, звонков или заявлений о пропаже без вести мужчин за последние пять-шесть суток не поступало.
– Если он уголовник, – сказала на это Катя, – то неудивительно.
Сиваков истово трудился в прозекторской, бодро извещая Гущина и Катю о каждом своем действии по вскрытию безголового трупа.
Они сидели и терпели, радуясь, что снова находятся по эту сторону прозрачного стекла.
Через два часа явился эксперт из лаборатории.
– У неизвестного алкоголя в крови нет, – сказал он Гущину. – Но кое-что другое мы обнаружили.
– Что? – спросил Гущин.
– Тиопентал натрия. Солидная доза.
– Наркотик? – спросила Катя.
Эксперт-гематолог лишь глянул на нее и зашел в прозекторскую. Они с Сиваковым о чем-то начали шептаться над мертвым телом.
Глава 6
Мы живем на Патриках. Гиперборейцы
Регина Кутайсова больше часа занималась на велотренажере, приняла душ и решила, что пора – одиннадцать часов, ее подруга Сусанна Папинака уже продрала глаза, и ее можно будет вытащить куда-нибудь позавтракать в это субботнее утро.
По квартире с кухни полз запах жаркого. Дочь Регины Ло жарила в мультиварке свиные отбивные. Не самое лучшее, что можно предложить на завтрак. Однако Регина и словом не обмолвилась, что ей неприятен запах горелого жира. Дело в том, что с некоторых пор… точнее, с той самой катастрофы, ее старшая дочь Ло очень изменилась. Кардинально изменились и ее вид, и ее вкусы, и пристрастия в еде.
– В кондитерскую со мной не заглянешь, Ло? – только и спросила Регина. – Кофейку попьем со сладеньким? И Сусанна к нам спустится.
– Нет, – ответила Ло, проворно ковыляя по огромной светлой кухне, отделанной нержавейкой и тиковым деревом. – Спасибо, нет. Я жарю себе отбивные. А потом зажарю сосиски на гриле.
Огромный холодильник был забит мясом – отбивные, стейки, бургеры, сосиски для гриля. Это была пища старшей дочери Ло. Регина давно отказалась от красного мяса, она не была веганом, но из мясного ради фигуры ела лишь отварную курицу без кожи.
– Если Гаврюша с Гретой приедут, то прогуляйтесь, – сказала Регина, – день сегодня классный. Мы с Сусанной будем в «лодырях».
– Развлекайся, мама. Если они приедут, мы управимся.
Регина натянула узкие рваные джинсы, белые кроссовки, серую худи и куртку-бомбер на заклепках. После развода она редко одевалась как прежде, совсем забросила классический стиль и все больше тянулась к стилю молодежному.
Она оглядела себя в зеркало – красота… Красота все еще с ней, она здесь, никуда не делась. Высокий рост, идеальная фигура, хрупкость, изящество. Эти огромные серые бездонные глаза. Красота… Всего в жизни она добилась с помощью именно красоты. Красота помогла ей заполучить мужа Платона и войти в его семью, где всегда ценили только деньги и достаток.
Но прожив половину жизни, Регина неожиданно поняла, что есть кое-что и поважнее красоты – это молодость.
Ах нет, она поняла это давным-давно… Больше двадцати лет назад, тогда, в девяносто четвертом, во время того самого, скандального, конкурса красоты «Мисс Москва»…
Она тогда уже поняла, что молодость выигрывает – когда тебе уже двадцать семь, алмазную корону королевы красоты получает та, которой восемнадцать.
Сейчас ее старшей дочери Ло двадцать семь. А новой жене ее бывшего мужа Феодоре – двадцать шесть. Мачеха юнее, мачеха прекрасней.
Регина поднесла руку к глазам – нет, не надо, не надо снова об этом! Такое ветреное солнечное утро на родных Патриках… Она ведь проснулась с ощущением тоже прекрасным – осознанием какого-то важного, очень важного дела, которое свершилось наконец. Не надо грустить, не надо плакать о бывшем муже Платоне, бросившем ее и тогда, три года назад, и сейчас, предавшем их союз, их семью, все, что они строили вместе…
Она обвела глазами огромную квартиру – светлую, отделанную полированным деревом и античной штукатуркой, почти лишенную мебели, полную воздуха и пустоты. Люстры муранского стекла под высокими потолками, ее портрет в образе Принцессы Грезы, который написала в своей небрежной манере художница и насмешница Сусанна Папинака.