— Да.

— Жди. — сбрасываю трубку и обречённо беру с вешалки вчерашний свитер кремового цвета и джинсы.

Заваливаюсь в полуразрушенный подъезд и быстро дохожу до квартиры пятьдесят три, после чего настойчиво звоню в дверь. Из глубины квартиры кто-то кричит:

— Если это не Елена Гилберт, то проваливайте!

— Кэрри, это я… — спокойно произношу я.

— Тогда, открыто. — легко нажимаю на ручку двери и захожу вовнутрь почти родной квартиры, в которой раньше проводила слишком много времени.

Запираю дверь на вертушку и скинув пальто, медленно подхожу к кровати, на которой лежит моя болеющая подруга.

Она тонким пальцем слабо указывает на коробочку с медицинскими масками. Достав одну, я натянула ее на уши и присела на край дивана, предварительно убрав из-под себя простынь. Ненавижу, когда люди в одежде садятся на чистое пастельное белье!

— Ты пришла меня ругать? — хрипло шипит она, не в силах открыть глаза.

— Я пришла тебя пожалеть! — строго произношу я и сквозь сумерки сонной комнаты нахожу свою сумку с фруктами и лекарствами.

Накормив подругу кучей таблеток и наказав ей есть побольше витаминов, усаживаюсь рядом с ней, потому что она этого попросила, а я наплевав на все свои принципы все-таки улеглась рядом с ней и укрылась одеялом. Кэролайн скручивается в комочек и кладёт голову мне на грудь, становясь похожей на маленького больного котёнка, над которым наконец сжалились и пустили погреться.

— Прости меня… — всхлипывает блондинка. — Я не должна была так поступать с тобой в очередной раз…

— Все нормально, ты же знаешь, — тяжело вздыхаю и обнимаю её еще крепче. — Что бы ты не натворила, я все равно никуда от тебя не денусь…

— Честно? — ещё никогда не видела её такой маленькой и наивной.

— Честно. — через маску целую её в макушку и продолжаю лежать, обнимая её за плечи. Девушка хватается за мои руки, как будто это последний прутик надежды и в конце концов засыпает.

Я хотела встать и уйти, но не смогла. Она была слишком жалкой, чтобы я вот так просто встала и ушла. Это было невозможно. Все мои вчерашние эмоции по поводу театра улетучились с того момента, как я услышала её хриплый голос в трубке. А когда вошла в квартиру, забыла все, что эта чертовка когда-нибудь делала, так что думаю не стоит объяснять, насколько сильна её власть надо мной. Но я не совсем беззащитна, я могу давать отпоры или как там, особенно когда злюсь. А ещё я так воспитана, что во мне почти нет этой дурной привычки — каждый раз закатывать истерику и скандалы. Я более спокойна, чем должна была бы быть.

Все таки аккуратно встаю с дивана, на котором мы с подругой спали несколько дней назад и тихонько подхожу к книжному стеллажу. Мне захотелось почитать, потому что уйти я и в самом деле не смогу. Так хоть время зря не потеряю…

Мне в глаза бросается сразу же книга-сборник стихов Есенина. Мой самый любимый русский поэт Серебряного века.

Вся эта любовь к России и Российской художественной культуре у меня от предков, все началось с бабушки.

Перл вышла замуж за русского военного и у них родилась дочь. Её звали Тихомирова Надежда Арсеньевна, собственно она и стала моей матерью в дальнейшем.

Когда ей исполнилось семнадцать, она встретила папу на очередном заграничном концерте вместе с её труппой. Сначала они никак друг на друга не реагировали, проходя мимо, но потом оказалось, что папа — Грэйсон Гилберт, был сыном спонсора какой-то очень важной организации и все это связывало его с музыкой. Их попытался свести предводитель маминой труппы — Михаил Сергеевич, фамилию я, к сожалению, не помню. Так вот он их и познакомил с надеждой на то, что на моих родителях можно будет получать немалую выручку, если они станут дуэтом. Они стали дуэтом, но отказались от затеи Михаила, вернув вложенные деньги. С этого момента мама переехала в Америку и навсегда и безоглядно полюбила папу.

Так они целый день проводили в театре, а потом ночью спали в маленькой съемной квартире на окраине города, потому что денег на большее не хватало. Бабушка же с дедушкой успели переехать сюда, в наш небольшой загородный домик, продав свою квартиру в Нью-Йорке, чтобы родители смогли обеспечить мою жизнь, а через полгода они с бабушкой забрали меня к себе, потому что родители погибли в автокатастрофе и воспитывать меня было некому. Вскоре, через десять лет, после переезда дедушка скончался. У него была серьёзная травма, полученная в годы службы, но он успел научить меня русскому языку и правописанию. Он каждый день читал мне самых разнообразных поэтов и писателей, книги которых он привёз из России.

Я безумно благодарна ему за то, что я могу заниматься тем, что мне действительно нравиться, быть патриотом.

Я патриот России, хоть и не отказываюсь от Америки и других англоязычных стран.

Помниться, как-то раз дедушка уже возил меня в Россию, там мы остановились в Москве, в столице. Не помню где мы жили, но в памяти очень хорошо отпечатались те вечера, когда мы втроём — я, бабушка и дедушка гуляли по Красной площади, обязательно заходили в какой-нибудь ресторанчик и покупали пирожные — мои любимые эклеры.