— Да за тобой должок, Жерар! Тот, который ты выгреб из кошелька Лангедока, — посмотрел Бенуа в упор на бывшего товарища.

— Я по чужим кошелькам не шарю! — взъерепенился Крысёнок, отрицая очевидное и наливаясь злостью (что свойственно большинству проходимцев, пойманных за руку!).

— Не придуривайся! Крест Лангедока, что ты подарил куртизанке, уже у нас. Выкладывай деньги, и разойдёмся по-хорошему! — зашипел, не выдержав Бенуа. — Или ты забыл, что на Тортуге, для таких как ты, приготовлен хороший пеньковый галстук!?

— Ах ты, собака! Ты пытаешься мне угрожать?! — завопил Денье и так неожиданно двинул Жака в ухо, что тот растянулся в пыли, ошарашено хлопая глазами. — Не путайся под ногами, а то схлопочешь пулю! — злобно бросил Крысёнок и развернувшись, под дружный хохот зевак, больно задевший самолюбие Бенуа, пошёл прочь.

— Ну, Крысёнок! Молись дьяволу! — заорал буканьер, выхватывая нож и устремляясь за обидчиком.

Денье, услышав позади топот, резко обернулся и, увидев в руках Бенуа лезвие ножа, не задумываясь, разрядил в него свой пистолет.

Только необыкновенная ловкость спасла Жака от верной смерти. Заметив наведённое на него дуло, он молниеносно присел и тут же метнул клинок. Пуля прошла над головой, уткнувшись в стену трактира, а Денье, захрипев, завалился набок, обхватив скрюченными пальцами торчащую в груди золотую рукоять.

Когда Бенуа подбежал к противнику, Денье, содрогаясь от усилий, с трудом перевернулся на спину. Он несколько секунд натужно хрипел, справляясь с рвущей тело болью, а потом затих, устремив взгляд на склонившегося над ним Жака. К своему удивлению в его широко открытых глазах буканьер не уловил ни ненависти, ни злобы. Они смотрели с мягкой человеческой печалью и грустью, открывая так и не понятые никем тайники человеческой души. Да и лицо Денье преобразилось. Не было больше опущенных уголков рта и крысиного оскала. Две складки, идущие от носа, разгладились, и, даже торчащие щёткой усы стали вдруг не так заметны, перестав топорщиться и прильнув к смертельно побелевшей коже, словно желая убрать последнее сходство хозяина с крысой.

— Простите меня ребята, ...если сможете, — тихо произнёс Денье. — Это я... сгубил Лаваля и остальных... Бог мне судья.... А деньги... поделите с Малышом... они в комнате... наверху, — чуть шевельнул он головой в сторону дома по правой стороне. И горестно вздохнув, медленно смежил веки, уже не чувствуя, как светлой росинкой задрожала на ресницах хладная слеза, так и не скатившаяся по щеке живым влажным следом.

Г Л А В А 12

— Ты не очень-то вежлив, парень! Наступил на ногу и даже не собираешься извиняться! — остановил Ажена у входа в таверну рослый верзила с лицом, прочерченным шрамом.

— Извини, брат, коли так. Я торопился, — добродушно улыбнулся Малыш, чувствуя за собой некоторую вину, поскольку ему действительно пришлось немного потеснить двух моряков, загораживающих дверь.

— Да ты ещё и сомневаешься в правдивости моих слов, молокосос?! — яростно ощерился верзила и, не размахиваясь, ударил Ажена в подбородок.

Удар, хотя и рассёк Малышу губу, но явно был рассчитан на то, чтобы привести противника в бешенство, а не сбить его с ног.

Поль отскочил и выхватил шпагу.

— Так тебе ещё недостаточно моего урока вежливости, Щенок?! — загремел верзила. — Клянусь плавником акулы, ты пожалеешь недоносок, что связался с Бешеным Быком, угрожающе прорычал он, и вытащив клинок, взмахнул им несколько раз, со свистом рассекая воздух.

По точным и быстрым ударам, последовавшим один за другим, Ажен почувствовал, что нападавший весьма прилично владеет шпагой.

"Хорошенько прощупай противника, прежде чем решиться на завершающий укол", — вспомнил он одно из многочисленных наставлений Лангедока, и уверенно парируя удары сверкающей стали, искал бреши в защите всё более распаляющегося противника.

Вокруг уже собралась изрядная толпа подвыпивших моряков, криками подзадоривая дерущихся, не желая, впрочем, никому смерти.

"Атакующие удары великолепны, а защита хромает", — сам того не замечая, глазами учителя оценил Малыш яростно наступавшего на него корсара.

— Ну, держись, гадёныш! — закричал окончательно взбешённый сопротивлением моряк и сделал молниеносный выпад, который наверняка проткнул бы буканьеру горло, не успей он отклониться.

"А этот парень собирается меня прикончить!" — мелькнула опалившее сознание догадка и Поль, отразив очередной удар, скользнул чуть влево и мгновенным уколом проткнул противнику плечо.

Бешеный Бык дико заревел и нанёс рубящий, страшной силы удар сверху, рассчитывая раскроить буканьеру череп. Малыш принял его на гарду, побоявшись, что клинок его тонкой шпаги обломится, и, распрямившись стремительной пружиной, ударил эфесом в искажённую болью рожу. Сил то у него было побольше, чем у корсара.

Моряк, сбитый с ног, покатился по земле, выплёвывая выбитые зубы, и прежде чем успел что-либо сообразить, шпага буканьера упёрлась ему в горло:

— Я считаю, мы в расчёте сударь, за то оскорбление, которое вы мне нанесли. И запомните, я не позволяю чужому кулаку гулять по моей физиономии!